Реактивный идет по следу

Сердце простой советской девушки-комсомолки Рины екнуло и легкий приятный морозец прошелся по всему телу и замер где-то там внутри. Но Рина сдержалась, так как понимала, что нужно ей как добропорядочной советской девушке уметь себя сдерживать и не бросаться на шею и тем более в постель к первому встречному, даже и к такому элегантному зарубежному мужчине, как Джорж. Рина была воспитана матерью-одиночкой в строгих почти ежовых рукавицах. Мать всю жизнь страдал от неразделенной любви и стремилась создать для своей единственной и любимой дочери самые лучшие условия и воспитание. И Рина переняла от матери неистовую силу в первую любовь. Но первая любовь не приходила, так как сердце молчало. В этом сказались романтические рассказы про отца-героя, который где-то погиб, работая в советской разведке там за рубежом. И она часто мечтала о том времени, когда сможет поехать туда и разузнать что-нибудь про своего отца полковника советской секретной службы Чижова Виктора Геннадиевича.

Но в тоже время Рина по рассказам своей матери знала, что по всей видимости мужчины во всем мире одинаковы под какой бы личиной они не рядились, Она на практике убедилась в этом и опыт показал, что в действительности мужчины не отличаются даже, появляясь из различных общественно-экономических формаций, будь это сексуальный маньяк-инструктор обкома партии, который норовил ее почему то сразу трахнуть в своем кабинете за пайку красной икры или этот с толстым бумажником. Всех их нужно подвергать на надежность строгой и длительной проверке.

Единственному кому бы она сейчас оказала свою поддержку и согрел бы своей страстной созидающей любовью, которая делает мужчину настоящим героем – это конечно же насчастного Вальку. Она бы отдалась ему там прямо в каземате сырой и неуютной североморской гауптвахты, что бы он укрепился и не ослаб в своей вере. Она представила как входит к нему в камеру и видит Вальку, который прикован кандалами к оконной решетке и грустно смотрит на небо. Она тут же отдается ему вся без остатка. В голове звучит торжественные звуки мощного хорала, которые создают благостный настрой.

– Рина о чем вы задумались? – воскликнул Джорж – мы пока этот парень сидит, проведем анализ жидкости. Потом через нашу демократическую прессу дадим на весь мир эти результаты и таким образом защитим его. Тут же за него вступятся различные общественные и политические организации. Будет вестись строгий контроль за состоянием его здоровья. Его же могут просто заморить или отравить или вообще не те уколы колоть и лекарства давать. А потом скажут, что врач по ошибке перепутал. Могут свалить на промашку медсестры или вообще скажут, что на этикетке было одно название, а лекарство оказалось совсем другим и свалят все на фармацевтов. Врачам по выговору, а Вальку в морг. Даже в камерах могут подослать каких-нибудь уголовников, которые будут над ним издеваться. Я сейчас так стал напряженно над этим делом работать, что сам почувствовал сильное волнение. Вы, Рина, смотрите я сам дрожу. Неужели мы с вами нашли такое крупное дело. Эти же вещества стоят у нас в США огромнейших денег. Надо рискнуть и вы будет обеспечены на всю оставшуюся жизнь.

– Ладно я переговорю с ребятами. Возможно, что-нибудь и помогут сделать.

– Договорились – сказал Джорж и они хлопнули по рукам.

Разговор перешел в прежнее деловое русло.

На гауптвахту только по блату

– Капитан Михайло – грозно сказал командир части капитан 3 ранга Белов – почему это разгильдяй матрос Хлызов до сих пор не сидит на гауптвахте. Я его часто вижу слоняющимся по части. Пускай хоть роет траншею вокруг казармы.

– Виноват! Товарищ командир! Мы ведем переговоры с тремя гауптахтами. Но все забиты из-за того, что эскадра наших кораблей для усиленя нашей военно-морской группировки в Средиземном море перемещается в зону боевых действий арабо-израильского конфликта.

– Так вы примите меры. Недавно наши ребята чинили телевизор старшине североморской гауптвахты. Так к нему везите. Наверняка есть свободные места. Скажите, что Белов просил.