Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны

— Да ты не петушись, — спокойно ответил Лаптев. — Все это будет, дай срок. А сейчас учись… Тому, чему тебя не учили. Пригодится в жизни. — Он помолчал и уже совсем другим тоном сказал: — Мне тоже хочется поскорее сесть в танк. Но ведь их пока нет в полку». [51]

Механикам-водителям необходимо освоить новую технику, «бестанковым» лейтенантам хотя бы начать ее осваивать.

А ведь точно такая же картина была и в авиации, которая согласно резуновскому варианту войны должна была сжечь немецкую авиацию прямо на аэродроме.

Западная группировка войск Красной армии имела в своем составе 7133 самолета фронтовой авиации (свыше 4200 истребителей) и 1445 морской (763 истребителя). Около 80 % всей авиации составляли изношенные машины устаревших образцов, и только 1540 самолетов соответствовали требованиям времени.

В середине 30-х годов воздушный флот СССР по праву считался сильнейшим в мире. Но к началу 40-х годов в качественном развитии мировой авиации был сделан значительный шаг вперед. Это стало заметным уже к концу гражданской войны в Испании, когда советские истребители стали проигрывать воздушные схватки не только с более совершенными «Мессершмиттами-109». К середине 1941 года, ценой больших усилий, были разработаны и запущены в серийное производство все необходимые типы современных советских самолетов, но гитлеровское нападение сорвало план полного перевооружения Красной армии. Количество новых машин в частях оставалось на крайне низком уровне, и многие пилоты просто не успели освоить новую технику.

Примеров того, насколько незнакома была новая техника большинству советских летчиков к 22 июня, множество. Вот лишь один из них: «Помню, после полудня на единственном бывшем в полку МиГ-1 вылетел кто-то из командиров эскадрилий, успевших его освоить. А тут как раз идет немецкий самолет-разведчик, он к нему пристроился и не стреляет. Я думаю: «Что же ты делаешь?!» Он отвалил, еще раз зашел — опять не стреляет. Когда он приземлился, мы подошли выяснить, в чем дело. Говорит: «Гашетки не работают». А они были просто прикрыты предохранительными рамками! Их просто надо было откинуть!» [52]

И такие описания использования новой авиационной техники 22 июня можно приводить до бесконечности. Согласно Резуну, ВВС Красной армии, только начинавшие освоение новых машин, должны были 6 июля превратить немецкие аэродромы в сплошные пожарища, закрытые «черными столбами дыма».

Противник контролировал каждое наше движение

Впрочем, ведь главным козырем советского нападения должна была быть совершенная внезапность. «Обеспечил» ее Резун полностью, застиг немцев врасплох.

Попробуем представить себе эту «внезапность» в реальности. Нет, наверное, ни одной работы о предвоенном периоде и начале Великой Отечественной, в которой не упоминалась бы активная воздушная разведка немцев, их бесконечные «случайные» перелеты на советскую территорию и «вынужденные» посадки на наши аэродромы.

Бесценный для Германии вклад в решение этой задачи принесли разведывательные полеты над территорией СССР немецких самолетов из «команды» подполковника Ровеля. Воздушная разведка со стороны Люфтваффе, начатая в 1937 году, значительно активизировалась с осени 1940 года. Отряд Теодора Ровеля, действуя с баз в Румынии, Венгрии, Польше и Финляндии, практически безнаказанно вел фоторазведку западных районов Советского Союза от Прибалтики до Черного моря и обнаружил много приграничных аэродромов. С октября 1939 года и до июня 1941 года немецкие самолеты более 500 раз нарушали воздушные границы СССР.

Ну и как втайне от немецкой авиаразведки Красная армия могла бы подготовиться к внезапному масштабному нападению? Неужели по просьбе автора «Ледокола».

Но мало того что подготовку гипотетического советского наступления 6 июля в упор не замечает немецкая авиаразведка, проморгала ее и разведка агентурная. А ведь известно, какими возможностями она обладала в приграничной полосе. В Прибалтике и на Западной Украине 22 июня диверсанты резали связь, уничтожали командиров, наводили немецкую авиацию. Трудно найти мемуары переживших первый день войны на западной границе, в которых нет описания чего-то подобного.

Пожалуй, самый яркий пример возможностей немецкой агентуры приведен в воспоминаниях Попеля:

«Мы стояли тогда в недавно лишь освобожденной Западной Украине. До Сана, по левому берегу которого вышагивали германские пограничники, было рукой подать. В этом заключалось некоторое своеобразие.

Помню, еще в августе сорокового года я вместе с бригадным комиссаром Сергеевым ехал однажды в Станислав. По пути, в небольшом районном городишке Калуше, увидели на лотке арбузы. Мы вышли из машины и встали в очередь.

Вдруг появляется хорошенькая девушка с длинными, как тогда было модно в этих краях, локонами.

Шепнула что-то продавцу, сама отобрала три кавуна, поднося каждый к уху, проверила — хрустит ли — и дала нам. Сергеев, подхватив арбузы, пошел к машине, я стал расплачиваться.

— Неужели товарищ комиссар не узнает меня? — кокетливо улыбнулась девушка.