Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны

— Вы к чему, товарищ командир?

— Нас сюда для хорошей посадки посылали?

— Так у нас же бомбы… тысяча килограммов. С ними на незнакомой местности…

— Знаю. Еще что?

— Да… все.

— Миша, — вдруг тепло сказал Сафар, — ты не помнишь, какой это парень однажды говорил на собрании: «Нам партия потому и доверила высокую честь нести знамя передового комсомольского экипажа, что мы сумели использовать нашу замечательную советскую технику до дна, как Сталин учил. Овладевайте ею и вы увидите, что для советских летчиков невозможное не существует». Я вот забыл, кто это говорил, а?

Штурман отвел глаза.

Сафар протянул ему планшет:

— Где мы?

Штурман пометил карандашом место. Сафар глянул вниз. Действительно, под ними узкой ленточкой вилась река Проста. Ее долина уходила на юго-восток к Калишу. Далеко к северо-западу была станция Яроцин. Логика говорила о том, что если экипаж ищет безопасной посадки на ровном поле, подальше от населенных мест, то под самолетом для этого самое подходящее место. Но Сафар спросил штурмана:

— Миша, мы до Яроцина дотянем? Может, там что-нибудь найдется для ворошиловских наших ягодок? Посчитай-ка.

Штурман вооружился счетной линейкой. Белая целлулоидная дощечка казалась до смешного маленькой и неуместной в меховых лапищах перчаток. Но умелые пальцы ловко оперировали движком. Сафар с нетерпением следил за расчетом. Штурман замешкался. Он о чем-то думал, глядя на карту.

— Товарищ командир, Гиго, погляди. До Калиша немногим дальше, чем до Яроцина, может быть, оттянем? А ведь Калиш это же вещь… большой узел… Вон сколько путей сходится. Может, там склады или что…

Глаза Сафара заблестели.

— На худой конец, там этих эшелонов сейчас видимо-невидимо, — мечтательно проговорил он. — А в эшелонах немцев-то, немцев…

Сафар старательно вел машину по линии, прочерченной штурманом. Лини шла прямо к Калишу, срезая излучины Просны. Справа белела на земле такая же строгая линейка шоссе.

— Эх ты, птичка комсомольская! — радостно крикнул Сафар. — И летуча же ты у нас.

Из воспоминаний адмирала Г.Н. Холостякова «Вечный огонь» «Малая земля»

Интересовали нас главным образом боевая опытность командира будущего отряда и его личные качества, выявившиеся на войне. Мы не очень вдавались в биографические детали, и многое о Цезаре Львовиче Куникове я постепенно узнал уже потом. Но, конечно, мне было известно, что командир он не кадровый, по образованию — инженер, не окончивший никакого военного училища. («Мои военные университеты — боевые действия», — говорил он сам.) Однако при общении с ним это как-то забывалось: майор производил впечатление именно кадрового военного. Подтянутый, словно влитый в ладно сидящую на нем форму, он соблюдал правила субординации естественно и привычно, отнюдь ими не скованный, на вопросы отвечал спокойно и немногословно, очень ясно выражая каждую мысль. В нем чувствовались ум, воля, житейский опыт.

Куникову было тридцать четыре года. Война застала его ответственным редактором московской газеты «Машиностроение». А раньше — большая комсомольская работа, одновременная учеба в Машиностроительном институте и Промакадемии, столичный завод шлифовальных станков, где он за короткий срок прошел путь от сменного мастера до главного технолога, после чего был начальником технического отдела Наркомтяжпрома и директором Центрального научно-исследовательского института тяжелого машиностроения… Подобные биографии характерны для трудных и кипучих тридцатых годов, когда стремительно росли — этого требовала сама жизнь — активные, энергичные люди с организаторской жилкой, беззаветно отдававшиеся делу. Такие люди, как бы далеки они ни были от армии в мирное время, как правило, очень быстро находили себя и на войне.

На военном учете Куников числился старшим политруком запаса. Однако он добился назначения на командную должность и формировал из призывников-осводовцев отряд водных заграждений — мобильное инженерное подразделение, предназначенное для выполнения специальных заданий на речных рубежах. Отряд был послан на Дон и вскоре вошел в состав Азовской военной флотилии.

Сохраняя ядро первого своего отряда, Куников командовал потом различными другими, создававшимися по обстановке на трудных участках фронта в Приазовье, на Тамани. И наконец — 305-м отдельным батальоном морской пехоты, который, выстояв против фашистских частей, имевших по меньшей мере шестикратный численный перевес, был последним вывезен с Таманского полуострова под Новороссийск. Если бы Куников не попал в госпиталь из-за случайной травмы, то именно ему отдал бы я в ночь на 9 сентября приказ занять оборону по Балке Адамовича.

Но теперь Куникову выпадало задание не менее ответственное.