Реальность сердца

— Алессандр, вам знаком этот охламон? — спросил всадник в темно-зеленом. — Какие у вас удивительные знакомства… Грио посмотрел через круп буланого коня, пытаясь разглядеть названного Алессандром. Таковых знакомых среди благородных господ у него отродясь не водилось, да и вообще благородных он не знал, разве что в лицо некоторых. Кто бы это мог быть? В полутьме он не мог разобрать ни черты лица, ни гербовых знаков на плаще и сбруе. Вороной конь, темное платье… Противостоящий его знает, кто такой и откуда знает.

— Пойди-ка сюда, — позвал тот же голос. — Что это ты под копыта бросаешься?

Парень обошел возмущенно фыркнувшего буланого, стараясь держаться подальше от ехидной гладкой морды, с опаской покосился на вороного, потом пригляделся к всаднику в расшитом серебром сером плаще. Лицо у него было знакомое, вот только Грио никак не мог догадаться, где же видел этого молодого вельможу.

— Какая у тебя короткая память, — улыбнулся темноволосый юноша. — Как там честная девушка поживает?

— Мэтр секретарь? — сообразил вышибала. — Нешто это вы… Алларец за спиной хмыкнул, и, вторя седоку, насмешливо заржал конь. Еще кто-то из всадников засмеялся. Давешний секретарь, однокорытник по приюту, улыбнулся.

— Я, Грио. Так чем же тебе жизнь не мила?

— Заведение наше закрылось. Работы нынче не сыщешь… — неохотно ответил парень. Глупо было посреди площади рассказывать о своих бедах благородным господам в роскошном платье, и даже молодому секретарю, который служил в доме самого герцога. Грио развел руками. — Иду вот…

— Тьерри, возьмите его в седло, — приказал гвардейцу за спиной секретарь. Ошалелый от изумления Грио покорно сел позади указанного ему гвардейца в бело-сером мундире, и не задал ни одного вопроса, пока во дворе роскошного трехэтажного особняка в Левобережье ему не приказали слезать. Дороги он почти и не заметил — помнил, что переехали через мост, но куда, на какую улицу свернули, через какую площадь ехали… Левобережья парень почти и не знал, был там десяток раз, когда хозяин посылал его по своим делам — записку передать, забытую вещь отнести, так что не понял, куда и зачем его завезли.

— Никола, это Грио. Разберись, что он умеет и приставь его к делу, — приказал вышедшему из особняка слуге секретарь.

— Слушаюсь, молодой господин, — коротко поклонился важный эллонец, одетый в такой же мундир, как и у привезшего Грио гвардейца, но без золотой отделки. — Иди за мной. Бывший вышибала не сразу сообразил, что последние слова относятся к нему. Молодой господин? Так в благородных семьях называли наследников, так кому же этот Никола ответил-то? Секретарю? Вот же ересь… может, Грио голову напекло полуденным светом, а теперь вот в бреду всякое и мерещится? Уже за полночь, накормленный досыта, вымывшийся и переодетый в черно-серое платье из отменного сукна, Грио детально выяснил, куда попал, почему к секретарю нужно обращаться так же, как Никола, и сообразил, что ему повезло, неприлично повезло. С утра, подумал он, нужно встать до первого света и пойти в храм, поставить Матери свечку побольше. А при первой же возможности — поблагодарить господина Алессандра, да поклониться пониже. На такую удачу он, бывший подмастерье кожевенника, приютский сирота, рассчитывать не мог. В герцогский дом его не взяли бы и трубочистом. Но вот — взяли же. Толстая ворчливая повариха Магда положила перед Грио горячий рогалик с орехами, поставила большую миску медовых сот.

— Вот еще как молодой господин про тебя сказал давеча, так и подумала, что без тебя не обойдемся. Говорила мне бабка, что гадать мне нужно, а не стряпать — знать, права была, — толстуха присела напротив, вытерла руки о полотенце. — Как что подумаю — так сбывается, видит Мать, всегда.

— Да неужто? — рогалик был вкусным, травяной чай, который Грио раньше видел только на столе у гостей попривередливее — странным, пожалуй, слишком уж горьким, вот убрать бы оттуда корки апельсиновые, да меду прибавить… — И что же вы про меня нонеча думаете?