Стандартная жилая комната многоквартирного дома была забита хламом почти под самый потолок. Из каждого пыльного угла тускло светили голомониторы, торчали связки проводов, коробки с запчастями, платами и чипами, мотки проволоки и всевозможный мусор. Низко урчал автономный генератор электроэнергии. На подоконнике под белым светом прожекторной лампы синел наполовину ощипанный куст син-травки. Единственное окно было плотно закрыто железными ставнями – что, с учетом деятельности хозяйки, совершенно не удивляло.
– На кресло ее, – коротко распорядилась Никс.
Кресло, стоявшее на почетном месте посреди комнаты, подозрительно напоминало кушетку для осмотра пациентов. В клинике, правда, подлокотники не оснащались наручниками для фиксации запястий. Я опасливо покосилась на Кесселя, но шейдер, к счастью, приковывать меня не собирался.
Справа возникла Никс. Шприц-ручку в ее пальцах сменило странное приспособление из множества мелких отверток, игл и лезвий, соединенное толстым проводом с генератором. На руки феммы были надеты металлические браслеты, похожие на очищенные от брони перчатки литианского экзокостюма. Не вынимая изо рта самокрутку, Никс выдохнула мне в лицо горьковатый едкий дым и прицелилась к выступающему под кожей ид-чипу.
Я нервно дернулась.
– Что ты делаешь?
Фемма скептически посмотрела на меня.
– Магию. А что?
– Много чего! – немедленно вскинулась я. – Ты мне запястье вскрывать собираешься! Грязными руками! Без обработки! Без обезболивающего!
– Ну, началось… – Никс закатила покрасневшие от дыма глаза. – Детка, сладкая, может, все-таки наручнички? Ты вообще шейдер или литианская сопля? Хави?
– Она медик, – любезно пояснил Кессель.
– Великолепно. Тогда лучше сразу по голове. Меньше проблем.
Перспектива провести всю операцию в отключке меня категорически не устраивала. Равно как и сама операция, произведенная шисс знает как шисс знает кем в шисс знает какой антисанитарии.
Рука Кесселя коснулась плеча, пресекая попытку подняться.
– Сола, – проговорил он, – шейдеров зараза не берет.
И это говорит манн, который вчера валялся у меня на операционном столе безжизненным телом.
– Всех берет, – упрямо возразила я. – Всех. И вообще, я против операции в таких условиях. Плюс, – кивнула я в сторону Никс, – она явно под кайфом.
Фемма усмехнулась.
– Милая сладкая сопливая детка, у меня все под контролем.
– У тебя руки дрожат!
– Ну, так а стабики на что? – Несколько уверенных тычков в бывшую литианскую перчатку, и сочленения металлического каркаса застыли, намертво фиксируя захват. – Видишь, недоверчивая ты наша? Технология! Расслабься, все путем.
Я так не считала, но спорить было бесполезно.
– Хоть санитайзер у меня из сумки возьми, – буркнула я, сдаваясь. – Протрешь свои чудо-иглы. И руки вымоешь – если, конечно, черные пятна на пальцах не следы неудачной попытки набить очередную татуировку.
– Я достану твой санитайзер, – встрял в разговор Кессель, прежде чем Никс успела ответить.
Не убирая руки с моего плеча, шейдер полез в мою поясную сумку. И первыми, как назло, извлек тонкие кружевные трусики, которые я засунула в боковой кармашек еще вчера на случай, если не успею забежать домой перед свиданием с Ли Френнелем и придется принимать душ в клинике.
Губы Кесселя растянулись в похотливой усмешке. Никс заржала так громко, что почти выронила изо рта самокрутку.
– Интересненько… – ехидно протянул шейдер. – К нашей встрече готовилась?
Я до хруста сжала зубы.
– В основном отделении.
– Как скажешь.
Трусики исчезли в кулаке шейдера и, я подозревала, в сумку уже не вернулись.
Наконец отыскался шиссов санитайзер. Никс, не переставая хихикать, под моим пристальным взглядом обработала лезвия и руки. Пятна масла сошли и даже перчатка, казалось, стала чуточку чище. Это хоть немного, но успокоило.
– Начинаем.
Тонкое лезвие коснулось кожи. Выдохнув сквозь зубы, я крепко сжала кулак, готовясь терпеть разрезание запястья наживую. Я сделала что могла, и оставалось лишь довериться Кесселю и Никс и надеяться, что после операции я все же смогу пользоваться правой рукой.
– Я так понимаю, – раздался над ухом голос шейдера, – боль глушить ты тоже не умеешь…
Кессель утверждал, а не спрашивал, и я не стала говорить очевидное.
Скрипнуло, прогибаясь под весом шейдера, кресло. Никс, уже примерившаяся к моему запястью, недовольно поморщилась.
– Что еще такое, милый? Хави?
Боевик не ответил. Оторвав от подлокотника мою левую руку, он переплел наши пальцы.
– Давай, мелочь… – Я перевела на него напряженный взгляд. – Буду твоим обезболивающим.
– Но… как?
– Смотри мне в глаза.
Я подчинилась – невозможно было не подчиниться властному уверенному голосу шейдера, в котором не было места колебаниям и сомнениям. И темные искры шейда вновь захватили мой разум, ограждая от происходящего вокруг безумия.