Из расположенной неподалеку от дома Колпакова аптеки я вышла с объемным пакетом. Ясно же, что Оксанка не собирается домой, значит, ей пригодится запас хотя бы на неделю – судя, по ее словам, Ромео не склонен восседать у постели приболевшей Дездемоны из боязни заразиться, а в аптеку сбегать ему, понятное дело, не позволяет собственный высокий статус малоизвестного режиссера. Я видела этого Арсения полтора раза, но испытывала к нему глубокое омерзение – ненавижу мужиков, которые врут женам, изворачиваются, заводят любовниц и потом трясутся, как бы их интрижка не вылезла на свет божий. Или не делай, или не бойся, по-моему, это просто и честно. Кроме того, этот плешивый недогений пудрил мозги моей подруге, чего я особенно не любила, потому что всегда вынуждена была разгребать последствия. Лишь бы не приехал сегодня раньше…
Оказавшись перед ободранной дверью квартиры на первом этаже «хрущевки», я даже сверилась с записанным на бумажке адресом – в голове не укладывалось, что в наше время человек может жить с дверью, обитой дерматином, из-под которого вылезает клочьями не то поролон, не то ватин. Но нет, на моем листке был написан номер именно этой квартиры. Нажав кнопку звонка, я попыталась представить, что же ждет меня за дверью. Все самые смелые ожидания оказались детской сказкой… Когда Оксанка в каком-то замызганном махровом халате впустила меня в прихожую, в нос сразу ударил неистребимый запах кошатины. Я не люблю кошек, это у меня с детства – как-то соседский кот здорово расцарапал мне руки и коленки, пришлось делать уколы от бешенства, с тех пор я обхожу котов по очень большому радиусу.
– Ты не разувайся, – прохрипела Оксанка. – Я еще полы не помыла, тут такой бардак… Ты только ничего не говори, ладно?
Ну, еще бы… Она совершенно справедливо опасалась моих едких замечаний по поводу «дворца» ее принца, которые так и рвались у меня с языка. Обои кое-где висели клочьями, старый паркет скрипел так, что мороз продирал, кое-где не хватало плашек. В кухне по стене над раковиной бегали тараканы – господи, тараканы! Я не видела такого уже лет десять… Стол, застеленный клеенкой, был завален немытой посудой и пустыми пивными бутылками, тут же стояла пепельница – большая салатница, полная окурков.
– Мама дорогая… – только и смогла вымолвить я.
– Не надо, Деля… ну, он такой…
– Да хрен с ним! Но у него ведь вроде жена имеется, если я правильно помню?
– Она уехала на четыре месяца.
– А, понятно. Теперь ты, значит, тут вместо домработницы?
– Нет. Он просто пил неделю, сейчас нормально все… Ты присаживайся.
Оксана выдвинула из-под стола табуретку, но я покачала головой:
– Сейчас та ситуация, когда в ногах есть правда. Боюсь прилипнуть намертво, как муха на бумажку-ловушку. Тебе самой-то не противно в этом логове, а?
Квартира Оксанки всегда сияла стерильной чистотой, она маниакально убиралась каждый день, мыла окна раз в две недели и совершенно не терпела пыли. Как она могла добровольно оказаться в этом свинарнике, я даже думать не хотела.
– Ничего… как-нибудь уберу тут все…
– Вот скажи – оно тебе зачем?
– Я его люблю.
– А-а… ну, это понятно, – кивнула я. – И готова возить за ним грязь, только чтобы рядом был? Он же тебя опять кинет.
– Не кинет. Он пообещал на мне жениться.
– В который раз?
Оксанка схватила тряпку и принялась елозить ею по столу, оставляя жирные разводы на клеенке:
– Черт… масло, что ли, пролил? Ты не понимаешь. Мы решили начать все сначала. Как будто ничего раньше не было. Вернется жена – он с ней разведется и женится на мне, мы уже все решили. Я хочу попытаться склеить…
Я отобрала у нее тряпку, швырнула в раковину, распугав тараканов, и вынула из сумки антибактериальные салфетки:
– Когда ты разбила любимую чашку, не идешь ведь за клеем, идешь за веником и совком, правда? – вытирая пальцы, спросила я. – Потому что понимаешь – идеально склеить не получится и в оставшиеся трещинки будет просачиваться вода. Вот и в отношениях примерно то же – как ни пытайся, а в трещины все равно потом будет просачиваться боль и обида. Так в чем смысл?
Оксанка выдернула из пачки салфетку и тоже принялась протирать руки:
– В том, что чашку я новую куплю и полюблю, а мужчину нового – нет.
– Глупости. Тебе точно столько лет, сколько в паспорте написано?
– Какая разница… вопрос же в другом. Смогу ли я мириться с трещинами, да? Ты ведь потому про чашку пример привела. Так вот – смогу. Смогу, потому что без него не получится. И он мне сказал, что лучше меня нет.
– И ты не понимаешь, что он просто не нашел лучше? Потому и вернулся? А если бы нашел – ты бы и голоса его в телефонной трубке не услышала. То есть – третий сорт не брак, так, выходит? Неужели тебе никогда не бывает обидно за себя, Оксанка?
– Нет, не бывает. Такие, как я, не могут позволить себе роскошь обижаться. Мы вынуждены довольствоваться тем, что есть. А начнешь обижаться – потеряешь и это. А ты, раз такая умная, могла бы помочь. Я тебя столько раз об этом просила!
– И я тебе ни разу не помогла? Не стыдно?
Оксана с остервенением швырнула салфетку прямо на пол: