Реанимация

Он полюбил Библиотеку им. Ленина. Нет, не в качестве ее содержимого, хотя и там встречались интересные опусы о помидорах и других овощах (брокколи и капуста, как готовить свекольники и др.). Просто за этой библиотекой были прелестные тихие переулки, по которым было так сладко бродить с милым твоему сердцу человеком. Тихонько идешь, сплетя пальцы в единую тесноту, чувствуешь плечом родного человека, а то и локтем невзначай толкнешься в грудь, абсолютно случайно, но очень волнительно. А тут по левую руку церквушка, по правую — Институт марксизма-ленинизма, прямо — Пушкинский музей. Тоже неплохо. Все тут есть. Рядом журнал «Коммунист». Там завотделом работал дружок Гамлета. Талантливый человек, но жуткий гуляка и бабник. Он знал про любовь Гамлета, но никаких оценок не давал. Осторожный.

Иногда они заходили к нему в редакцию. Хотя журнал собирались закрывать, это друга не волновало. Он уже договорился в каком-то фонде «Демократия и сила» о теплом местечке. При виде очаровательной женщины в его глазах появлялся масленый блеск и шевелились пальцы. Как щупальцы осьминога. На ногах тоже наверняка шевелились, поэтому он все время ерзал и перетаптывался. Завидев это перебирание ногами и «масло», опытный Гамлет поскорей уводил свою подругу. А она смеялась. Тихонько так, в четверть силы, нежно. От ее смеха он всегда терял голову. Не смех, а музыка!

Один раз он уговорил ее приехать в Армению. Он пел знаменитую песню пахаря персонально для нее! И как пел! Как заливался и вибрировал! Словно глухарь на току! Ничего не слыша вокруг. Сыновья хмуро молчали. Аида страдала дома. Роберт щелкал языком от восхищения. Потом друзья вполголоса пели армянскую величальную. Инна этого не вынесла и потребовала отправить ее обратно. Не терпела двойственности своего положения: жена — не жена, подруга — не тот термин, любовница — не любовница, слишком глубокие чувства. Сплошная зыбкость и туман. Уехала.

Он загрустил, но тут накатили диссертационные дела. Надо было срочно защищаться. Ему уже намекнули: неприлично — директор института и без степени. Он с блеском защитился. Ни одного черного шара. Какие там черные шары? Ученый совет голосует за своего директора! Идиотов там нет. Ну и он очень уверенно докладывал. И даже цитировал классиков армянского овощеводства, русского Мичурина, американского Бербанка и даже Чарльза Дарвина. Просто так, за компанию. Не забыл и Николая Вавилова, классика. Свой брат, репрессированный. Страдалец.

В общем, остепенился. Отгрохал трехдневный банкет и рванул в Москву. Там тоже друзья, близкие, сослуживцы. Смывшиеся в столицу для «повышения уровня имиджа». Красиво сказано!

Для эскорта взял только брата Роберта, который уже в первые полчаса поселения в гостиницу уговорил пухленькую переводчицу с чешского. Задумчиво и тщательно шнуруя свои лакированные туфли, он меланхолически рассуждал: «И почему меня тянет к переводчицам? В детстве языки не изучил и хотел восполнить образование?». «Нет, — отвечал Гамлет, — это ты подсознательно хочешь перевести на языки народов мира все, что ты бормочешь в любовном экстазе». — «Ничего я не бормочу, не успеваю. Иногда пою или кряхчу. Но это уже потом», — и он горестно замирал, повесив кудлатую голову над ботинками. Мыслил.

А Гамлет немедленно смывался к своей поздней любви. Там ему было тепло, уютно и радостно. Мальчик уже учился в физико-математической школе, хорошо успевал, с радостью хвастался успехами на олимпиадах. Гамлет не жалел слов для похвал, но делал это сдержанно, по-мужски. Сказать, что Инна была благодарна, это ничего не сказать. Глаза сами по себе наливались слезами, и приходилось сморкаться в изящный кружевной платок. Заслышав эти деликатные сморкания, Гамлет умилялся, нежно утирал своей огромной ладонью ее лицо. И рассказывал что-нибудь смешное из азербайджанской жизни. Азербайджанцы его вообще очень смешили: «Они букву «б» заменяют на «п» — яплоко, пуфет, пезопразие…» Хорошо им было вместе.

Мучила, конечно, раздвоенность. Со своим решительным характером он от нее страдал и мне жаловался. Я его утешал, говоря, что это участь вообще всех мужчин уже на молекулярно- генетическом уровне. «Хорошо быть ученым», — вздыхал Гамлет. «Я не ученый, а практик, — отвечал я, не вдаваясь ни в какие пояснения, — ты сам ученый по томатам и помидорам. Тоже раздвоение».

Жизнь текла, ее страницы перелистывались. Гамлет стал хворать. «Вовка, — звонил он мне, — я приехал задний мост починять. Геморрой замучил». — «Ну, задний мост — дело житейское, лишь бы не передний, там посложней. А задним даже твой любимый Наполеон страдал (где-то я вычитал?)». — «Великий был человек, но перебрал с властью. Откусил больше, чем мог проглотить. Вот оно и застревало». Образный подход.