Ребе едет в отпуск

— О, ее бы отлично приняли, если бы не Горальскис, перед которым все выслуживались. И кстати, разве в прошлом году Бен Горфинкель не кричал, что готов заплатить мне за оставшиеся несколько месяцев, лишь бы уволить меня прямо в середине года?

— Да, но он и его друзья из совета думали, что ты настраиваешь против них детей. И хотели тебя просто припугнуть. Уверена, ничего подобного бы не случилось. Твои друзья в совете — Вассерман, Беккер и другие — не допустили бы.

— Но Вассерман и Беккер их не остановили, — хмыкнул ребе. — Лучшее, что они могли сделать, — это предложить мне работу в другой общине, которую собирались основать. И только когда эти самые дети оказались замешаны в убийстве, я был спасен. А тот же Беккер, осмелюсь добавить, возглавил моих противников в самый первый год моей работы здесь и собирался отречься от меня, когда я рисковал не только местом, но и головой.

— О, Дэвид, — упрекнула Мириам, — это дела давно минувших дней. Ведь Беккер, как и Вассерман, с тех пор — твой крепкий тыл. Ты же не держишь на него зла за прошлое?

— Я вообще не держу ни на кого зла, — фыркнул муж, — ни на Беккера, ни на Шварца, ни на Горфинкеля. Они делали то, что считали нужным. Единственный, кого я мог бы упрекнуть, — это Джейкоб Вассерман.

Мириам в изумлении взглянула на него.

— Вассерман! Как, он же с самого начала был твоим другом, именно он привел тебя сюда и всегда поддерживал!

Ребе кивнул.

— Это я и имел в виду. Он слишком добр ко мне. Примкни он тогда к мнению большинства, я бы давно ушел отсюда и нашел место в другой общине. Ведь мне пришлось сражаться за работу потому, что я здесь чужой. И если по прошествии шести лет мне все еще приходится воевать за место, возможно, оно не для меня. Может, в другой общине…

— Но все общины одинаковы, Дэвид, — возразила Мириам, — все общины в пригороде таковы.

— Тогда, должно быть, дело во мне. Наверное, я недостаточно гибок. Может, мне вообще не надо быть раввином, по крайней мере, не возглавлять общину. Может, мне надо стать учителем, или заняться наукой, или чем еще… — Он сел на диван и посмотрел ей в глаза. — Помнишь прошлую Пасху, Мириам, когда мы с тобой были уверены, что я отсюда уйду, и решили уехать в Израиль, вместо того чтобы носиться в поисках другой работы?

— И что?

Тень улыбки скользнула по его лицу.

— А почему бы нам этого не сделать? Если меня могут уволить с месячным уведомлением, почему я не могу уехать, послав им такое же уведомление?

— Ты хочешь подать в отставку? — жена явно была шокирована такой идеей.

— Ну, не обязательно в отставку. Я мог бы попросить отпуск.

— А если не дадут?

— Все равно уеду. Я устал и сыт всем по горло. Ты понимаешь, мы здесь уже шесть лет, и все это время у меня не было отпуска. Летом дела идут вяло. Религиозная школа закрыта, нет праздников и служб в канун Субботы, но есть свадьбы и бар-мицва, и есть больные, которые ждут, что я их навещу, и многие приходят ко мне, чтобы поговорить о своих проблемах. А мы никогда отсюда не уезжали, не считая случайных выходных. Я должен уехать туда, где смогу какое-то время побыть наедине с собой. — Он улыбнулся. — В Израиле так тепло.

— Полагаю, мы могли бы поехать в трехнедельный тур, — прикинула она. — Посмотрели бы достопримечательности…

— Да не хочу я смотреть достопримечательности, — отрезал он. — Это либо новые постройки, либо старые развалины, либо дыры в земле. Я хочу пожить в Иерусалиме. Мы, евреи, веками мечтали о Иерусалиме. Каждый год на Пасху и Йом-Киппур[3] мы говорим: «В следующем году в Иерусалиме». В прошлую Пасху, говоря это, мы в самом деле так думали и хотели туда поехать. По крайней мере, я хотел. Ну а сейчас это наш шанс, и никакой контракт меня не связывает.

— Но совет сочтет это равным отставке, — вздохнула жена, — а бросать работу…

— Ну и что, если так? Мы еще молоды и можем позволить себе попытать счастья.

Мириам испытующе взглянула на него.

— Но на сколько?

— А, не знаю, — беззаботно отмахнулся он, — на три-четыре месяца, а может, больше. Достаточно долго, чтобы почувствовать, что мы там живем, а не гостим.

— Но что ты будешь там делать?

— А что другие делают?

— Те, кто там живет, работают. А туристы осматривают достопримечательности…

— Ну, если ты беспокоишься о моей занятости, то я мог бы закончить статью об Ибн Эзре для «Куотерли», материалы у меня уже готовы. Что мне сейчас нужно, так это масса свободного времени, чтобы все это изложить.

Она взглянула на него: лицо ребе горело вдохновением, как у маленького Джонатана, выпрашивающего добавку. Более того, она почувствовала его решимость.

— Ты не сейчас придумал это, Дэвид. Ты думал об этом и раньше, верно?

— Всю свою жизнь.

— Нет, я хочу сказать…

Он взглянул жене в глаза.

— В прошлом году, когда мне казалось, что здесь все кончено, я думал, что мы можем уехать, а не искать тут новую работу. Когда еще представится такой шанс? Потом выяснилось, что место осталось за мной, и я даже обрадовался. Но потом понял, что дело не в этом. Уже тогда я твердо решил уехать — и никак не могу выбросить этого из головы.

— Но бросить место…