Ребекка

— И такая способная и разносторонняя, судя по всему, — сказала я небрежно, чтобы показать, что мне все равно, играя бахромой перчатки. — Не так часто встретишь человека, который и умен, и красив, и увлекается спортом.

— Да, вы совершенно правы, — сказала жена епископа, — она, безусловно, была очень одарена. Прямо вижу, как она стоит у подножия лестницы в тот вечер, когда мы приехали на бал, и здоровается с гостями. Облако черных волос оттеняет ее белую кожу, и такое красивое платье, и так ей шло. Да, она была настоящая красавица.

— И сама вела весь дом, — продолжала я, улыбаясь, словно хотела сказать: «Я чувствую себя вполне непринужденно. Я часто обсуждаю ее!» — Это, должно быть, требовало массу времени и труда. Боюсь, что сама я предоставлю это экономке.

— Ну, не все могут все делать сами. Вы ведь еще так молоды, не правда ли? Без сомнения, потом, когда вы здесь ко всему привыкнете… К тому же у вас, кажется, есть свое хобби, не так ли? Кто-то мне говорил, что вы увлекаетесь рисованием, любите рисовать этюды.

— Ах, вы об этом, — сказала я. — По-моему, это такая мелочь.

— Это очень приятный талант, — сказала жена епископа, — вовсе не каждый умеет рисовать этюды. Вы не должны бросать это занятие. В Мэндерли масса красивых уголков, которые прямо просятся на бумагу.

— Да, — сказала я, — да, вероятно, так, — придя в уныние от ее слов; я внезапно увидела, как я блуждаю по лужайкам со складным стулом и ящиком с карандашами в одной руке и моим «приятным талантом», как она его назвала, — в другой. Это звучало, как «любимая болезнь».

— Вы играете в какие-нибудь игры? Ездите верхом? Охотитесь? — спросила жена епископа.

— Нет, — сказала я, — ничего этого я не умею. Я люблю ходить пешком, — добавила я жалкое оправдание.

— Лучший моцион в мире, — сказала она оживленно. — Мы с епископом очень много ходим пешком.

Я представила, как он кружит по собору в широкополой шляпе и гетрах, держа ее под руку. Она принялась рассказывать о том, как много лет назад они совершили пешую прогулку по Пеннинским горам, проходили в среднем по двадцать миль в день, и я кивала, вежливо улыбаясь, спрашивая себя, где эти Пеннины, которые я представляла чем-то вроде Анд, и лишь потом вспомнила, что эта та самая цепь невысоких гор, которые были отмечены неровной линией посредине розовой Англии в моем школьном атласе. И епископ так и не снял ни разу шляпу и гетры.

Неизбежная пауза — взгляд на часы не нужен, потому что стенные часы в гостиной пробили четыре, — и я поднимаюсь со своего кресла.

— Я так рада, что застала вас. Надеюсь, вы нас навестите.

— С большим удовольствием. Епископ, к сожалению, всегда очень занят. Передайте, пожалуйста, привет вашему супругу и не забудьте попросить его возродить костюмированный бал.

— Да, разумеется, — притворяясь, что мне все про это известно, а затем, сидя в уголке машины, направлявшейся домой, и кусая ногти, я представляла огромный холл в Мэндерли, забитый людьми в маскарадных костюмах, шум, болтовню и смех движущейся толпы, музыкантов на галерее, ужин а-ля фуршет, возможно, в парадной гостиной, длинные столы с закусками вдоль стен. И я представляла Максима, стоящего у подножия лестницы; он смеялся, пожимая руки, и оборачивался к той, кто стояла рядом с ним, высокая и стройная, с темными волосами и очень белым лицом, к той, чьи быстрые глаза следили, чтобы ее гостям было хорошо, кто отдавал через плечо приказания слугам, той, что никогда не бывала неловкой и неизящной, за кем, когда она танцует, остается в воздухе аромат белой азалии.

«Вы часто будете устраивать приемы, миссис де Уинтер?» Я снова слышала этот голос, любопытный, словно на что-то намекающий голос женщины, живущей по другую сторону от Керрита, которой я нанесла ответный визит. Я видела снова ее глаза, подозрительные, оценивающие, охватывающие единым взглядом мой туалет от шляпы до туфель. Быстрый взгляд сверху вниз, от которого не убережется ни одна новобрачная, — не в положении ли я?