Ребёнок магната. НеРазлучные

Треплю их по белокурым макушкам, притягиваю к себе и обнимаю. А сама тем временем невольно Даниэля вспоминаю, младшего члена семьи Левицких, трехлетнего племянника. Интересно, как он там? Без меня… А дедушка? Надеюсь, Ян помог ему справиться…

– Я голосую за, – говорю нарочито звонко, пряча боль и горечь в глубине души. Это лишнее сейчас. – Выигрывает большинство, – показываю суровой «маме Дане» язык.

Он хочет возразить что-то, носик свой морщит недовольно, но с первого этажа слабо доносится трель дверного звонка.

– Кто это явился? – хмыкает Дана и на часы косится. – Для Алекса очень рано. У них со Стасом проект серьезный. Чуть ли не до поздна работают.

Тем не менее, направляется вниз. Подумав, включаю близнецам телевизор, а сама плетусь следом. Мало ли кого нелегка принесла. Если нужно, вместе отбиваться будем.

Замираю у лестницы. Издалека слежу за входом. За тем, как сестра открывает дверь. И на пороге показывается мощная фигура, от вида которой пересыхает в горле и парализует легкие.

Испуганно наблюдаю, как незваный гость серебристым взглядом сканирует Дану. С которой мы похожи, как две капли воды.

Не торопится говорить что-либо. Но мне и не нужно слышать его голос. Ведь я и так с первой секунды поняла, что это…

Ян…

Глава 2

Тримесяцаназад. КлиникаЛевицких

Ян

Начинаю сбиваться со счета, который день подряд я прихожу в семейную клинику вместо работы, чтобы лично следить, как компетентные структуры переворачивают все здесь вверх дном. Документы изучены от и до, видео с камер просмотрено, заведующий отделением Каминский допрошен, как и остальной медперсонал, который был на смене в тот роковой день. Но, кроме халатности, предъявить нечего.

И главное, нет информации о том, как и куда сбежала Мика. Она просто вышла из палаты, направилась в сторону приемной, забрала свои вещи в то время, как постовой медсестры какого-то хрена не было на месте, а дальше… провал. Записи обрываются, будто камеры намеренно отключили в этот момент.

Дежурный врач, который упустил ее, упорно молчит. И закрадывается подозрение, что ему заплатили за это.

С трудом, но я все же добился, чтобы мне позволили поговорить с ним наедине. И вот мы сидим с Яковом Пашкевичем друг напротив друга, словно не в кабинете заведующего закрылись, а в камере для допроса.

– Вы понимаете, что вина за исчезновение пациентки лежит на вас? – пытаюсь говорить холодно и убедительно, когда внутри бушует пожар. – И вам придется ответить перед законом, – сгущаю краски.

– На меня не подействуют ваши угрозы, – устало отзывается врач и крутит шариковую ручку между пальцами. – Обвиняйте, в чем хотите. Я буду стоять на своем: понятия не имею, куда направилась пациентка Левицкая. Да, не досмотрел. Готов понести наказание, – хмыкает он.

Тяжело выдыхаю, стараясь держать себя в руках.

– Сколько бы вам не заплатили за побег Левицкой, я… – выдерживаю паузу, – …дам больше. Просто назовите сумму. Вы прекрасно знаете, что в этом кабинете нет видеокамеры, – демонстративно окидываю взглядом помещение. – Решим вопрос здесь и сейчас. И вы свободны. Абсолютно, – намекаю, что дело будет закрыто. Не лгу – я смогу договориться с органами.

– Вынужден вас огорчить, но не все в этой жизни покупается и продается, – спокойно тянет Пашкевич и мгновенно выводит меня из равновесия.

Бью руками об стол и подскакиваю с места. Упираюсь в деревянную поверхность кулаками, подаюсь ближе к Пашкевичу, нависая над ним, и выговариваю жестко и четко:

– Вы давали клятву спасать людей. Какого черта тогда здоровье гробите? Отпустили Левицкую после операции, – кровь в жилах стынет от осознания того, что Мика сейчас бродит где-то по Кракову слабая и беззащитная. – Неизвестно, где она и что с ней случилось за стенами клиники.

– Все с ней в порядке, – гинеколог исподлобья смотрит на меня. С неприкрытой ненавистью.

– Где она? – повышаю голос.

– Там, где вы ее не достанете. Не тратьте силы и время, – раздражает меня он.

– Буду тратить! Пока не найду, – мой тон звучит угрожающе.

– Оставьте девочку в покое! – не выдерживает врач и тоже поднимается.

– Не могу я, – признаюсь обреченно.

– Думаете, скрыли записи из истории болезни вместе с Каминским – и все вам с рук сойдет? – злится Пашкевич, а я понятия не имею, о чем он говорит. – Рано или поздно общественности станет известно, что вы творите. Закон бумеранга никто не отменял. А теперь идите к дьяволу вместе со своими угрозами и деньгами!

– О каких записях идет речь? Что на самом деле произошло с Микой? – хрипло спрашиваю.

Но доктор игнорирует меня. Разворачивается и широкими, размашистыми шагами следует на выход.

– Пожалуйста, – прошу тихо. – Помогите мне, – умолкаю на доли секунды, чтобы потом выпалить честно: – Я люблю ее.

Пашкевич замирает у двери, а его ладонь остается лежать на ручке, не поворачивая ее.

– Как сестру? – уточняет, не глядя на меня.

Едва не взрываюсь. Как же достали все тыкать нас этими мнимыми родственными узами! Чужие мы по крови!

– Мы неродные, у меня есть доказательства, – объясняю поспешно, лишь бы доктор не ушел. – Поможете мне? Нам обоим?