Ребята Джо

Деми, которому наскучило писание, посвятил себя фотографии и снимал всякого, кто соглашался для него позировать. Среди многих неудачных попыток ему, благодаря прирожденному вкусу и умению составлять группы, удалось наконец сделать несколько красивых картинок. Он созерцал весь мир через фокус своей камеры и, по-видимому, вполне удовлетворялся избранной точкой зрения.

Дэн был незаменим при подобных сеансах: его фотографии выходили удачно; он охотно позировал в своем мексиканском костюме с лошадью и собакой, и все желали иметь такие карточки на память.

Кроме Дэна, Деми любил еще снимать Бесс. Он получил премию на любительской выставке за портрет своей кузины, которую он увековечил в белом кружевном платье, с распущенными волосами. Эти снимки щедро раздавались счастливым фотографом, и один из них имел свою трогательную историю, о которой нам еще придется говорить. Нат перед отъездом ловил каждую минуту, которую он мог провести в обществе Дейзи, и даже миссис Мегги несколько смягчилась по отношению к нему, успокаивая себя, что в разлуке он, наверно, забудет свою несчастную страсть. Дейзи говорила мало, но, когда она оставалась одна, лицо ее принимало грустное выражение, и тихие слезы капали на ее работу. Она была совершенно уверена, что Нат не забудет ее, но жизнь представлялась ей очень тоскливой без товарища ее детских игр и забав. Однако воля матери была для нее законом, поэтому, коль скоро любить Ната ей не разрешалось, надо было довольствоваться дружбой, и, затаив свое горе в душе, она старалась не только словом, но и делом скрасить последние дни пребывания Ната дома. На дорогу он получил полную корзину со всевозможными угощениями домашнего приготовления, а чемодан его был наполнен всем, что могло быть ему полезным при его одинокой холостой жизни.

Томми и Нэн проводили все свободное время в Пломфильде, так как Эмилю предстояло долгое плавание. Нат уезжал на неопределенный срок, и никто не знал, когда удастся вновь свидеться с Дэном. Жизнь уже приобрела в их глазах свой серьезный, нешуточный характер, и даже в те веселые летние дни все сознавали, что они уже больше не дети, и часто среди смеха и шуток серьезно разговаривали о своих мечтах и планах на будущее, как будто желая перед разлукой найти поддержку и помощь друг в друге.

Так незаметно промелькнуло несколько недель, а затем «Бренда» была готова сняться с якоря; Нат должен был отплыть из Нью-Йорка, а Дэн ехал провожать его, так как всевозможные планы бродили у него в голове и он горел нетерпением приняться за дело.

В честь отъезжавших на Парнасе был устроен прощальный вечер, который очень удался не только по красоте туалетов, но и по хорошему настроению всех приглашенных. Джордж и Долли приехали со всеми замашками гарвардских студентов, блистая своими костюмами и «мятыми шляпами», как окрестила Джози те головные уборы, которыми они так гордились. Джек и Нед ограничились письмами, и никто не жалел об их отсутствии, ибо они принадлежали к категории «неудач» миссис Джо. Бедному Томми опять пришлось вынести крупную неприятность из-за своих волос, которые он усердно обливал сильно пахнущей косметикой в надежде, что таким способом он наконец справится с упрямыми вьющимися локонами. К несчастью, модная прическа все-таки не удалась, а сильный запах парикмахерской, несмотря на все старания от него избавиться, неотступно преследовал Томми. Нэн не подпускала его к себе, энергично отмахиваясь веером при каждом его приближении, и бедный Томми чувствовал себя падшим ангелом, изгнанным из рая. Товарищи, конечно, подняли его на смех, и только прирожденное добродушие спасло его от полного отчаяния. Эмиль был великолепен в своем новом мундире и танцевал с необыкновенным увлечением. Он поспевал всюду, и его партнеры скоро выбились из сил, стараясь угнаться за ним. Несмотря, однако, на быстроту своих движений, он великолепно лавировал между танцующими, избегая возможных столкновений, и юные леди были очень довольны своим кавалером. Так как у Дэна не было фрака, его уговорили надеть мексиканский костюм. В широких штанах, свободной куртке и пестром кушаке он чувствовал себя как дома и, громко щелкая шпорами, посвятил себя Джози, которую обучал всевозможным странным па, а в антрактах следил глазами за одной красивой блондинкой, заговорить с которой все еще не решался.