Ребята с улицы Никольской

Пока я здоровался с Пиньжаковым-старшим и дедом Герты, из фабричных ворот, урча и пуская голубоватый дымок, выполз старенький грузовичок. В открытом кузове грузовичка стояли ряженые (вот где пригодились костюмы из «Любови Яровой»!). Старик Викентий Шевякин изображал кулака, Сорокин — попа, Леня Диковских — белогвардейского генерала, Максимов — свергнутого царя. Даже руководитель Студии революционного спектакля надел поверх голубой блузы черный фрак, на голову водрузил цилиндр, а в правый глаз вставил монокль на крученом шнурке. И все, в том числе и самые неискушенные, сразу узнали, что это — ярый враг трудящихся лорд Чемберлен, призывающий капиталистические страны к новому военному походу против СССР. У нас в школе, например, и в других школах недавно был сбор денег на строительство авиационной эскадрильи «Наш ответ Чемберлену».

Рядом с шофером сидела в красной косыночке, в кожаной тужурке и с винтовкой в руках под развевающимся знаменем Римма Хапугина, символизирующая Октябрьскую революцию.

— Римма! Уничтожай контру! — шутливо закричал кто-то.

А известный на фабрике чубатый слесарь Ромка-гармонист подскочил к самому грузовичку, растянул свою трехрядку и запел на мотив «Коробушки»:

Все пройдет и все изменится,Переменится житье.

Пусть рабочий не поленится,А возьмется за ружье.

И ребята, стоявшие около Ромки, дружно подхватили припев:

Винтовочка, бей, бей!Винтовочка, бей!Советская винтовочка,

Буржуев не жалей!

Многие рабочие, несмотря на холодную погоду, привели с собой детишек; пришли и старики, работавшие на фабрике еще в прошлом веке.

Из фабричной конторы, а она помещалась недалеко от клуба, принесли знамена.

— Пионеры! Выходи строиться! — раздался голос-секретаря комсомольской ячейки.

Забили барабаны, заиграли горны, проплыло знамя нашей базы. Мы отдали ему салют. Сережа Неустроев бегал и волновался, хотя для волнения не было никаких причин: три пионерских отряда выравнялись за пять минут. За нами выстраивались взрослые. Грузовичок с «контрой» и с Риммой занял головное место.

— Шагом марш! — скомандовал директор фабрики.

И я, и Глеб, и Герта, и Борис первый раз в жизни по-настоящему ощутили себя участниками Октябрьской демонстрации.

На Конную площадь, считавшуюся самой большой в городе, вливались нарядные праздничные колонны. В старое время здесь по воскресеньям торговали лошадьми и сеном, а в дни революции, по рассказам старожилов, проходили парады и смотры Красной гвардии. А я хорошо помнил, хотя учился тогда лишь в первой группе, как в морозные январские сумерки 1924 года здесь на расчищенном от снега плацу горели костры и стреляли пушки. В этот момент по всей стране печально гудели сирены и гудки паровозов, фабрик, заводов, а люди, не обращая внимания на холод и ледяной ветер, стояли без головных уборов и не стыдились слез. В тот день в Москве хоронили Владимира Ильича Ленина, чье имя потом стала носить пионерская организация.

Мы торжественно вышли на площадь вместе с работниками областного земельного управления. Они придумали оригинальный карнавал. Впереди их колонны тащилась жалкая кляча (где только такую выкопали!), запряженная в деревянную соху. Клячу под уздцы вел оборванный «крестьянин» с приклеенной мочальной бородой, а позади колонны тарахтел стальной конь, трактор с новым железным плугом. На сохе я заметил плакат с надписью: «Так было», а над трактором горело кумачовое полотно: «Так будет!»

Только мы остановились недалеко от трибуны, сколоченной из сырых тесовых досок, как грянули звуки знакомого марша «Прощание славянки» и со стороны улицы имени Розы Люксембург показались стройные черные шеренги милиционеров. Перед самым праздником они перешли на зимнюю форму и сегодня все были в новеньких шапочках-пирожках из серого искусственного барашка, с красным суконным верхом и с лакированным козырьком. Ветер колыхал багровое полотнище милицейского знамени и трепал пестрые флаг-значки конных взводов, видневшихся за пешими рядами.

— Да здравствует доблестная рабоче-крестьянская милиция, охраняющая революционный порядок! — звонко крикнул с трибуны в рупор человек в кожаном пальто.

— Ура! — прокатилось по площади.

— Вон, гляди, Вадим! — радостно толкнул меня в правый бок Глеб.

— А вон и Литературный гость! — Это Борис толкнул меня в левый бок.

— Побежали к ним! — предложила Герта, рванувшись с места.

— Но-но! — Глеб схватил ее за хлястик стеганой жакетки. — Если все станут бегать как взбредет в голову, что от демонстрации останется?

На трибуну поднялось еще несколько человек, среди них и директор нашей фабрики. Мужчина в кожаном пальто с рупором открыл митинг.

Мы находились от трибуны близко, и нам было почти все слышно. Мне особенно запомнилось выступление участника Октябрьского вооруженного восстания, который высмеивал всяких буржуазных деятелей, предсказывающих, что Советская власть продержится в России лишь месяц.