Ребёнок от босса

– Максим, не надо. Я уже хотела выходить, – старательно отвожу взгляд от четко выраженного пресса и даже бью по уже ставшей слегка прохладной воде раскрытой ладонью. В сторону мужа летит каскад брызг.

Максим, нисколько не смущаясь моего отказа, швыряет снятую футболку куда-то в угол ванной комнаты и нарочито поигрывая мускулами идет в мою сторону:

- Я бы на твоем месте подумал, - посмеиваясь, прикасается пальцами к пряжке ремня. – Зачем же быть столь категоричной, детка?

Подойдя ближе, наконец обращает внимание, насколько осунувшееся и бледное у меня лицо. Предательски залегшие темные круги под глазами красноречиво подтверждают, что день у меня был, мягко говоря, не из легких. Останавливается, как вкопанный, за доли секунды теряя всю игривость и запал.

– Что такое, детка?

Буквально через секунду меня поднимают сильные надежные руки, а еще через мгновение с ловкостью фокусника укутывают в огромное банное полотенце кремового цвета. Становится так тепло и уютно - и это все явно не только заслуга полотенца. Расслабленно кладу голову на плечо мужа и прикрываю устало глаза.

Как же мне с ним хорошо!

И чем только я заслужила такого идеально мужчину? Самый лучший муж, страстный щедрый любовник, замечательный отец для нашей маленькой Евы.

Прикусываю губу.

Должно быть, Бог посчитал, что я слишком счастливая, поэтому забрал мою карьеру. Утыкаюсь носом в горячую кожу Максима.

Приятный запах чистого мужского тела заставляет меня почти замурлыкать и потереться щекой об обнаженную грудь мужа.

Пару шагов и меня аккуратно кладут на кровать. Завернутая в махровое полотенце от шеи до самых пяток, чувствую себя французским круассаном, чем и спешу поделиться с мужем.

– И я тебя съем, - подыгрывает Макс.

С рычанием аккуратно освобождает ногу из-под полотенца, не смотря на мой визг, через который прорывается смех. Но когда подносит ногу к своему лицу, внезапно ставится серьезным. Чувственные красиво очерченные губы невообразимо нежно прикасаются к местам проколов.

Приподнявшись на локтях, зачарованно смотрю на то, как на смену губам приходит язык. Прикрываю глаза от до невозможности приятных прикосновений.

– Я вся в шрамах, – внезапно вспоминаю тоненький шрам от кесарева, который давно превратился в почти не видимую глазу полосочку телесного цвета.

– Это и шрамом-то сложно назвать, – кивает на мою ногу Максим, рассматривая красноватое пятнышко, а затем серьезно добавляет. - Самые опасные шрамы зачастую не видно, потому что они здесь - там, где никто не видит, – показывает на сердце.

Я с трудом сглатываю. Как же он прав!

– Ты у меня боец, детка.

Максим встает и направляется к туалетному столику, безошибочно быстро находит среди различных скляночек и безделушек белую баночку с лечебным кремом.

Кровать вновь прогибается под тяжестью мужа и мне только и остается, что безмолвно наблюдать за тем, как он откладывает крышечку в сторону и зачерпывает указательным пальцем чересчур щедрую порцию.

– Ну, зачем так много, милый? Он такой дорогой…

– Тихо, женщина! - сурово сведя брови, Максим щекочет большим пальцем мою стопу, заставляя непроизвольно дернуться и хихикнуть. – Чтобы я больше такого не слышал, детка, - кажется и правда обиделся, того и гляди зафырчит как дикий кот. - А то в следующий раз ты будешь купаться не в воде, а в этом креме, чтобы наверняка убедиться в том, что твой муж может позволить для своей жены. ВСЕ! Абсолютно все, – почти чеканит, чтобы подчеркнуть смысл своих слов.

Какое-то время мы молчим, пока Максим массирующими разогревающими движениями втирает в кожу моей ноги мазь.

Она пахнет на удивление приятно, несмотря на то, что лечебная и имеет зеленовато-желтый цвет и густую консистенцию. Этот запах можно даже отнести к изысканным. Черная смородина, ноты ванили и что-то еще неуловимое - цветочное.

– Опять пыталась встать на пуанты? – спрашивает, словно между прочим, ни на секунду не прекращая водить пальцами по коже там, где виден небольшой отёк.

Этот вопрос срывает чеку моей сдержанности. Подбородок начинает дрожать. Надо же, я думала, что уже прошла эту фазу.

Максим подаётся вперед и смахивает с моих щек уже откуда-то взявшиеся слезы.

– Не надо, любимая, не рви сердце на куски ни себе, ни мне, - прижимает мою голову к своей груди. - Тсс-с, все решится, вот увидишь.

Я понимаю, что это ложь, поэтому тихо, почти беззвучно, продолжаю ронять слезы.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Знаешь, там, в Сирии. Все, что я видел… Я кое-что понял. Почти ничто не стоит того, чтобы… - запинается, но продолжает. - Я осознал, что главное в жизни, чтобы рядом были самые близкие люди и они были живы, – проводит растерянно с долей смущения рукой по волосам. – Знаю, рассказчик из меня дерьмовый…

Прижимаю палец к красиво очерченным губам. Мои глаза светятся благодарностью.