Ребро медали

Лейтенант Клейман, выйдя с очередного «гипертонического» больничного, прибыл на работу. По наряду они с Яреевым заступали во вторую смену. Появившись в полку пораньше, он, чтобы ни на кого не нарваться (пришел на работу — уже всем должен), тихонько прокрался вдоль забора к оружейке. Вокруг все было спокойно, но сердце его чувствовало, что без ударов судьбы сегодня не обойдется. Он вооружился, прошмыгнул между рядами патрульных машин и в месте, где перед разводами курили сотрудники роты, обнаружил младшего лейтенанта Баркасова.

Последнего звали Юрием. Он хоть и не курил, зато любил послушать, развесив уши, болтавших товарищей. Работал Баркасов в ГАИ около десяти лет и считался опытным сотрудником, несмотря на то, что ДТП оформлять не умел и в слове «душ» при написании делал не менее трех ошибок. Кроме этого Юрик панически боялся Царя, других руководителей, а также всех прочих обстоятельств, окружающих человека во время жизни в этом мире. Он глубоко был уверен в том, что если его выгонят из милиции, ему придется либо погибнуть от голода, либо спиться.

Клейман поздоровался с Баркасовым и сразу же понял, за что получит по шее. Юрик был в белой парадной рубашке, а он — в серо-голубой повседневной.

— Это что у тебя за праздник сегодня? — спросил у Юрика Клейман.

— Это не у меня праздник, — радостно ответил Юрик. — Это у тебя сейчас будет вздрючка с пляской.

— Почему?

— Потому что курортный сезон начался. Приказ пришел из главка. С первого июня по тридцать первое августа все инспекторы должны быть в белых рубашках, чтобы радовать глаз проезжающих в сторону моря граждан Российской Федерации.

— Так через пару часов на пыльной дороге эта рубашка станет черной. А если поможешь толкнуть заглохшее ведро, это случится раньше.

— Никого не волнует. Работающие инспекторы стране уже не нужны. Нужны красивые декорации вдоль дорог. Так что готовься, сейчас тебе будут задницу красным цветом подсвечивать. Га-га-га!

Клейман спокойно закурил сигарету и сказал:

— Да пошел ты покойников радовать своей белой рубашкой, а также забери с собой всех отдыхающих россиян, и тех, кто это придумал. Мне об этом никто не говорил. И вообще, как тут обстановка?

— Как всегда, тревожная, — сказал появившийся сзади Яреев, — ну как отдыхалось?

— Я не отдыхал, а болел, — ответил Клейман.

— Ага, видел я тебя больного на одном канальчике с удочкой и чекушкой.

— Рыбалка, как известно, лечит от всего.

— Ну-ну, — Яреев посмотрел на Юрика и спросил у того:

— А ты опять сегодня на въезде в парк работаешь?

— Да, — ответил Юрик, и у него тут же упало настроение.

— Наверное, давно к Царю здороваться не подходил.

— А с чем подходить, если я уже вторую неделю парк охраняю?

— И ни один бухой не попался?

— Там такие бухие ездят, что если остановишь, сам ему должен будешь, — настроение у Баркасова пропало вообще.

— Да там же старое русло реки протекает, — вспомнил Клейман. — Купи пару-тройку водных велосипедов, несколько лодок в придачу и сдавай в прокат отдыхающим. Вот тебе и бизнес. Назови пункт проката: «Юра Лодочный и свисток»!

— Да пошли вы все! — вконец обиделся Баркасов и отошел в сторону.

Яреев решил его добить и громко сказал:

— Юрик, а ты в курсе, что твое имя является русской формой имени Георгий? В большинстве летописей Юрия Долгорукого называют князем Георгием.

— Брехня! — долетел голос Баркасова.

Клейман тут же среагировал до́лжным образом и крикнул:

— Эй, Жора Лодочный! Иди к нам.

Они с Яреевым с удовольствием рассмеялись.

Стали подходить другие инспекторы. До развода оставалось еще пятнадцать минут. Все курили и болтали. Появился командир второго взвода капитан Кузнецов Алексей Петрович.

Он сказал:

— Давайте рабочие тетради, я проверки напишу.

Инспекторы свалили тетради на капот ближайшей патрульки. Петрович принялся писать и одновременно выговаривать:

— Как вы мне все опротивели. Надоело за вас по шее получать. Никто ничего не делает, и делать не хочет. Вы только смерти моей хотите. Сколько можно меня подставлять? Вот сейчас пойдем в актовый зал и меня обязательно за вас дрюкнут!

— Петрович, — вежливо перебил его Яреев, — от этого никуда не денешься.

— Почему?

— Ты помнишь, как этот зал назывался при советской власти?

— Ну-у, ленинская комната, по-моему, — вспомнил молодость Кузнецов.

— А сейчас — АКТОВЫЙ ЗАЛ! То есть место для проведения половых актов.

Раздался дружный гогот. Кузнецов запустил в Яреева чьей-то тетрадью и сказал:

— Уйди отсюда, видеть тебя не могу!

И тут взгляд его уперся в синюю рубашку Клеймана. Кожа на лице взводного командира моментально посерела, а подбородок его отъехал книзу:

— Э, в-ва, — проблеял Кузнецов и ничего больше сказать не смог.

— Да не знал я, Петрович, — попытался оправдаться Клейман.

Дар речи вернулся к Кузнецову, и он заорал:

— Уйди с глаз моих долой! Чтобы на разводе я тебя не видел! Стой за машинами! Вторую неделю все в белых рубашках ходят!

— Все-все-все, — Клейман сбежал за машины.

— Что здесь за крики? — спросил неожиданно появившийся Царь.

— Все нормально, Алексеич, — ответил Кузнецов, продолжая писать проверки.