Речи

(14) Между тем, так как усиливались толки о том, что Гнея Помпея надо избрать диктатором, что иначе нет возможности искоренить зло в государстве, оптиматы сочли более безопасным избрать его консулом без коллеги, а так как в сенате решение этого вопроса затянулось, то на основании постановления сената, принятого по предложению Марка Бибула, в дополнительном месяце за четыре дня до мартовских календ Помпей был избран в консулы при посредстве интеррекса Сервия Сульпиция и тотчас же приступил к исполнению обязанностей консула. (15) Затем, через два дня, он внес предложение об издании новых законов. В силу постановления сената он объявил два закона: один — о насильственных действиях, который имел в виду именно резню на Аппиевой дороге, поджог Курии и осаду дома интеррекса Марка Лепида, другой — о домогательстве; они предусматривали более тяжкое наказание и сокращенный порядок судопроизводства; ибо оба закона требовали, чтобы сначала выслушивали свидетелей, а затем в один и тот же день обвинитель и обвиняемый произносили речи, причем обвинителю следовало предоставить два часа, а обвиняемому — три. (16) Изданию этих законов попытался воспротивиться народный трибун Марк Целий, ярый сторонник Милона, говоря, что предлагается привилегия, направленная против Милона, и что правосудие уничтожается. А когда Целий стал порицать закон более резко, Помпей дошел в своем гневе до угрозы, что он будет защищать государство оружием, если его к этому принудят. Но Помпей боялся Милона, а, может быть, притворялся, что боится его. Он ночевал чаще всего не в своем доме, а в загородном именье, в верхних садах, вокруг которых к тому же стоял в карауле большой отряд солдат. (17) Однажды Помпей неожиданно даже распустил сенат, как он сказал, из боязни прихода Милона. Во время следующего собрания сената Публий Корнифиций сказал, что Милон носит под туникой меч, привязанный к бедру. Он потребовал, чтобы Милон обнажил бедро; тот немедленно поднял тунику. Тогда Марк Цицерон воскликнул, что также и другие обвинения, которые возводятся на Милона, все подобны этому.

(18) Народный трибун Тит Мунаций Планк представил народу, собравшемуся на сходку, Марка Эмилия Филемона, известного человека, вольноотпущенника Марка Лепида. По его словам, он и четверо свободных людей, находясь в пути, неожиданно подоспели во время убийства Клодия, а когда они в связи с этим закричали, их схватили и продержали целых два месяца под стражей в усадьбе Милона; это заявление — независимо от того, была ли это правда или же ложь, — вызвало сильное возбуждение против Милона. (19) Народные трибуны Мунаций и Помпей вызвали на ростры также и триумвира по уголовным делам и спросили его, не задержал ли он Галаты, раба Милона, при совершении им убийства. Он ответил, что Галата был схвачен как беглый, когда спал в харчевне, и приведен к нему: при этом триумвиру предписали не отпускать этого раба. Но на следующий день народный трибун Целий и его коллега Квинт Манилий Куман возвратили Милону раба, забрав его из дома триумвира. Хотя Цицерон совсем не упоминал об этих обвинениях, я все же счел нужным сообщить о них, так как я собрал такие сведения.

(20) Более, чем кто-либо другой, народные трибуны Квинт Помпей, Гай Саллюстий и Тит Мунаций Планк произносили на сходках речи, крайне враждебные Милону, стремясь вызвать ненависть и к Цицерону — за то, что он так преданно защищал Милона; при этом подавляющее большинство людей было раздражено не только против Милона, но и против Цицерона вследствие его ненавистной им защиты. (21) Впоследствии Квинт Помпей и Саллюстий навлекли на себя подозрение в том, что помирились с Милоном и Цицероном; Планк же, оставшись непоколебим в своей сильнейшей вражде, возбудил толпу и против Цицерона, а Гнею Помпею пытался внушить подозрения насчет Милона, воскликнув, что на его жизнь готовится покушение; поэтому Помпей, не раз да еще открыто жаловавшийся, что злоумышляют и против него, усиливал свою охрану. (22) Планк заявил о своем намерении привлечь к суду также и Цицерона, а впоследствии Квинт Помпей пригрозил тем же. Но непоколебимость и верность Цицерона были так велики, что ни враждебность народа, ни подозрения Гнея Помпея, ни опасность суда народа, ни оружие, за которое открыто взялись против Милона, не могли отпугнуть его от защиты Милона, хотя он и мог отвести от себя угрожавшую ему опасность и недовольство враждебной ему толпы и в то же время вернуть себе расположение Гнея Помпея, если бы хоть немного умерил свое усердие в деле защиты Милона.