Даже «мертвые души» у Собакевича не дрянь-души, а «ядреный орех, все на отбор».
[51]За душу Собакевич «заламывает» сразу по «сту рублей», не брезгует также и мошенничеством по принципу: раз все мошенники, то чем он хуже других, ведь он живет в цельном мире, где действует открытый им самим непреложный закон о том, что человек рожден мерзавцем и мерзавцем умрет. Вот почему он подсовывает в список «мертвых душ» бабу – Елизавету Воробья с «ером» на конце, чтобы Чичиков не сразу заметил жульничество. Елизавета Воробей как будто беззаконно «вспархивает» в круг суровых и мощных мертвых богатырей: каретника Михеева, плотника Пробки Степана, кирпичника Милушкина и сапожника Максима Телятникова.Образ Плюшкина Гоголь рисует почти всегда на фоне умирания, уничтожения, тления. Фамилия Плюшкин – парадоксальная метафора, в которой заложена самоотрицание: плюшка – символ довольства, радостного пиршества, веселого избытка. Между тем в тексте «Мертвых душ» угрюмое, дряхлое, бесчувственное, безрадостное существование Плюшкина превращает образ плюшки в образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича (символ Пасхальной радости Воскресшего Христа), привезенного дочерью Плюшкина.
Общечеловеческая страсть Плюшкина – скупость. Образ-фикция (прореха, дырка) становится метафорическим выражением этой страсти: Плюшкин – «прореха на человечестве». Символическая «прореха на человечестве»
[52]вырастает из вполне вещественной прорехи на замасленном и засаленном халате Плюшкина, на котором «вместо двух болталось четыре полы» [53]; спина халата Плюшкина была запачкана мукой, «с большой прорехою пониже» [54].Сначала Плюшкин – «трудолюбивый паук», хлопотливо бегающий «по всем концам своей хозяйственной паутины», но постепенно он превращается в паука-скупца, пожирающего все, что попадает в его паутину, а потом и самого себя. Покупщики с течением времени, не в силах сторговаться с мелочным и несговорчивым Плюшкиным, перестают покупать у него товар. «Паучья» сущность Плюшкина эволюционирует и переносится на вещи, которые постепенно и неуклонно ветшают, а время в комнатах Плюшкина как бы останавливается: в них застывает вечный хаос, от которого рукой подать и до полной гибели вещей и человека: «Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину».
[55]Бюро Плюшкина, куда он погребает деньги Чичикова за «мертвых душ», символизирует гроб, где в глубине косной материи похоронена его душа – духовное сокровище, погибшее от стяжательства. Образ Плюшкина в этом смысле иллюстрирует евангельскую притчу о таланте, зарытом в землю.
Сын Плюшкина символически – Ноздрев. Как и Ноздрев, он разбитной мальчишка, целующийся со всеми подряд и пускающий его богатства по ветру. Сын, проклятый отцом и с нетерпением ожидающий его смерти, – вот главная гоголевская коллизия «омертвения» душ.
Если гоголевские помещики мертвы, будучи живы, то «мертвые души» крестьян внезапно возрождаются к жизни силой фантазии Чичикова (и, главным образом, Гоголя). Чичиков, разглядывающий список приобретенных им «мертвых душ», начинает в своем воображении воскрешать их из мертвых. Материалом для такого воскрешения является имя. Любопытно, что главной темой для импровизаций Чичикова тоже является смерть, то есть Чичиков в основном
Петр Савельев Неуважай-Корыто (крепостной Коробочки): «Мастер ли ты был, или просто мужик, и какою смертью тебя прибрало? В кабаке ли, или середи дороги переехал тебя сонного неуклюжий обоз?»
[58]Нет материала для фантазии, однако Чичиков находит, за что зацепиться: