Рефлекс выживания

На том и порешили. Бабушка Таня пожертвовала Лёшке чистую одежду своего внучка Ванюши, как она ласково называла моего несостоявшегося мужа. Мы погрузили раненого в машину. Он неожиданно пришёл в себя и, увидев меня, улыбнулся и прошептал слабым голосом:

— Живы? Хорошо.

— Молчи, молчи, внучок, тебе вредно разговаривать, — сказала бабуля.

Лёшка приподнял голову и оглянулся по сторонам:

— Где я?

— Пока на земле, — ответила Ленка.

— Хорошо, — вновь сказал Лёшка и спросил: — Выпить есть?

— Ты смотри, — засмеялась бабуля, — коль выпить просит, значит, точно жить будет. Я сейчас.

Она метнулась было в избу, но Ангелина остановила её:

— Да вы что! Ни в коем случае! Ему операция предстоит, наркоз делать будут, спиртного нельзя.

— Это завсегда можно, от стрессу, — с обидой сказала бабуля. — Это что ни на есть, а самый лучший наркоз, я-то уж знаю, тем более домашний, сама делаю.

Лёшка закудахтал в знак согласия:

— Точно. Неси, мать, от стресса, не слушай доктора.

Ангелина безнадежно махнула рукой. Бабуля притащила большой бутыль, в котором плескалась прозрачная жидкость, налила в стопочку и поднесла к Лёшкиным губам:

— Пей, внучек, вреда с этого не будет, а то дорога длинная. Пока до госпиталя доберётесь.

Лёшка с жадностью припал к стопочке.

— За ваше здоровье, девочки, моё почтение, бабуля, — пошутил он.

— Пей уж быстрее, без фанатизма, — огрызнулась Ленка, — да поехали.

— А куда вы меня собираетесь везти?

— По дороге расскажем.

Лёшка согласно кивнул и, застонав, уронил голову.

— Ну вот, — недовольно проворчала Ангелина, — я же говорила.

В госпиталь решено было ехать не всем, а только Ленке, потому что она за рулём, и Ангелине.

— Возвращайтесь быстрее, — попросила я.

Проводив их, мы с бабушкой Таней пошли в дом.

— О-хо-хо, — проскрипела она и предложила: — А давай и мы с тобой по стопочке. У меня наливочка есть, домашненькая.

Я согласилась, не задумываясь:

— С удовольствием.

Мы не заметили, как приговорили всю бутылочку из-под лимонада «Буратино», в которой как раз и была наливочка.

— Честное слово, — призналась я бабушке, — ничего вкуснее в жизни не пробовала.

Конечно, в подобной обстановке люди раскрепощаются, совсем как в поезде, когда встречаются случайные попутчики. Неожиданно для самой себя я рассказала ей всю свою жизнь, лишь только умолчала о Ванечке. Зачем расстраивать такую замечательную бабушку?

— О твоём Руслане я вот что скажу, внучка, — сказала она, — любит он тебя, это как пить дать, да и ты его тоже, только пока сама этого не знаешь. Да дело молодое, разберётесь.

— Вы думаете? — спросила я у неё и добавила со вздохом: — А мне кажется, что нет, он все время оказывается именно в том месте и именно, когда надо, как будто заранее уже знает обо всём.

— Он оберегает тебя, потому что любит. Я прожила уже жизнь, внучка, и многое повидала. Ты не смотри на мои морщины, я ведь тоже была молодой и красивой, да ещё какой красивой.

Я, подперев щеку рукой, заинтересованно посмотрела на нее, готовая слушать интересную историю, а бабуля продолжала:

— Да, очень красивой. Как Кузьминишна сказала, этой, как её, — бабушка нахмурила лоб, вспоминая слово, — роковой женщиной. Вот.

Я улыбнулась и спросила:

— Вот как?

— Да, да, ты не смейся, — бабуля тяжело вздохнула. — Я чуть в Америку жить не уехала. Американец у меня был, тоже красивый, чёрт белявый. Мой-то Васенька с детства за мной бегал, а я хвостом мела направо и налево. А он ждал, терпеливый был. Нет, я его любила, но как-то так, знаешь, как брата что ли любят. А Джека того… на фронте познакомились, — бабушка Таня приложила руку к груди, — а Джек до сих пор вот здесь.

— У вас совсем, как у меня с Луисом, — сказала я. — Только перегорело у меня всё. Встретилась с ним и ничего не почувствовала.

— Я же говорю, что этот, как его, Руслан у тебя в сердце живёт, — утвердительно ответила она.

Я покачала головой:

— Не знаю, бабушка, не знаю.

— Ну что ж, внучка, время покажет.

Вдруг мы услышали, как возле дома остановилась машина. Я сразу подскочила и кинулась к двери:

— Приехали, девчонки приехали.

— Погоди-ка, — остановила меня бабушка. — Дай сначала я посмотрю, а ты пока в чуланчике побудь.

Я пожала плечами и нехотя пошла в чулан.

— Ну, надо же, — проворчала я, — как нашкодившая школьница в чулане должна отсиживаться.

Послышались голоса, но они не были похожи на женские. Я напряглась и, приложив ухо к дверце, прислушалась к разговору.

— Да были, были, подружки Танечкины приезжали, — говорила бабуля. — Они завсегда ко мне приезжают. Так погостевали и уехали.

— А на какой машине приезжали? — спросил знакомый голос.

Я от неожиданности даже подпрыгнула и стала искать щёлочку, чтобы посмотреть на того, кто сказал, но дверца чулана была сделана очень добротно. «Какая жалость», — пронеслась мысль. Тогда я решила выйти из своего укрытия, но в последний момент отчего-то передумала и снова затаилась.

— Да я в машинах, внучек, не понимаю. Мне всё равно какая, я на автобусе больше привыкла.

— А цвет, бабушка Таня, цвет ты хотя бы запомнила? — спросил ещё кто-то и добавил: — Она с ними ко мне за бензином приходила.