Рефлексии

Меня подавляет величие всего – неведомое, ставшее ведомым – Грядущее, слитое с царственным и определённым Настоящим.

Эдгар Алан По. Разговор Эйрос и Хармионы

На днях мне повезло поучаствовать в крайне интересном разговоре. Чарующие мысли влил в мою заскучавшую от рутины голову далёкий друг, который порой стучится ко мне в голову. Ему удаётся найти меня, когда я теряюсь между улицей самопоедания и проездом безынтереса. Он отводит моё раскалённое от холода тело домой и расчищает разум от ненужных умозаключений.

Наши диалоги всегда строились очень забавным способом. Бывает, он молчит весь день, а потом резко, словно книгой по голове, жадно крадёт меня в свой рассказ. Его, если уж совсем честно, очень увлекательно слушать. Он будто обладает даром отвлечения человека от любого занятия. Если мы смотрим фильм, он, увидев в эпизоде что-то знакомое или же наталкивающее на мысль, в некотором смысле останавливает повествование киноленты и бросается со мной за руку в иной кинозал; в тот, что внутри черепной коробки.

К слову, о черепе и коже, его обтягивающей. Меня всегда интересовала его внешность. Я нахожу интересным, да и вы, наверное, найдёте тоже, сочетание квадратного лица с подбородком, напоминающим две небольшие горки. А над этими изваяниями живут тонкие, подобные двум шариковым ручкам губы. Однако самым захватывающим я всегда находил его взгляд. Эти большие, как два зелёных болота с островком посередине, глаза своей мечтательностью, перемешанной с тоской, по-настоящему завораживали; завораживали так, что его хотелось слушать, какую бы чушь он ни нёс. Словом, это очень неоднозначный, странный человек. Признаться, сам удивляюсь ходу его мыслей, так как пересказать их довольно сложно, а некоторые и не нужно, но при этом большинство из них стоят того, чтобы их записать и поделиться.

Не так давно он зашёл ко мне на чашку ночного кофе, и мы разговорились с ним о деталях человеческого тела. На мой вопрос «Что в человеке ты считаешь самым ужасным?» он ответил непривычно для себя грубо, но в то же время с задумчивым минором в голосе:

– Руки и губы… Ты не представляешь себе, сколько жестоко-удивительного в них кроется! Губы – это самый прекрасный ужас на теле человека. Они, пожалуй, являются инструментом для того, чтобы сказать, как мы любим человека, и я сейчас не о словах, доносящихся из них; я о поцелуе. Лучший способ сказать о чувствах – поцеловать. Это, если выражаться бюрократически, печать на бумаге о начале отношений. Это словно…

Ты же наверняка чувствовал невозможность и одновременно с ней желание коснуться недосягаемого. Будучи в картинной галерее или же на музыкальном концерте, с одной стороны, тебе удаётся прочувствовать магию, наполняющую окружающий воздух, но с другой – не можешь провести немного трясущейся рукой по этому воздуху; так чтобы мельчайшие частички магической пыли остались блеском на твоей ладони…

– А руки тогда чем плохи? – прервал я ожидаемую тишину.

– Тем же самым, – вздохнув и не сбавляя пафосного минора, ответил мне собеседник. – Момент рукопожатия или просто касания рук – означает взаимную передачу энергии. Ты же никогда не дотронешься до того, кого ненавидишь? И, наоборот, всегда будешь стремиться к любимому. Ужасно лишь смещение данных в примере. Часто бывает, что люди хотят коснуться тех, кто реагирует на это как на укол ножом. Так ужасно…

На этой ноте он встал и вышел из комнаты, я даже не хотел его догонять, да и не мог, ведь его рассказ оставил напряжение, уже вошедшее в состав воздуха. Надышавшись им, я взялся за ручку.

Обыкновенная осенняя история

Свет лениво проскальзывал сквозь задвинутые шторы и никак не доходил до кровати, на которой двенадцатый час спал молодой человек. Можно было бы подумать, что он – большой работяга; молодой парнишка, что тащит на себе мать, отца, работая грузчиком или ломая спину где-нибудь на стройке. Правда же крылась под его диваном, куда закатилась бутылка уже тёплого, мерзкого пива.

Евгений всегда говорил, что «хуже тёплого пива только противное молоко с пенкой». В этом он определённо был прав, ошибался лишь в том, что оставил свой алкоголь открытым и, отвернувшись, уснул, ввинчиваясь в диван, как обычно это у него и бывает после пятой бутылки.

Так и осталось загадкой, почему стеклянная ёмкость в итоге оказалась в горизонтальном положении, укатываясь в пространство, которое тринадцать лет назад было для него самым страшным местом во вселенной.

Ранее там прятался детский ужас: волосатые монстры, когтистые приведения, черти и тому подобные бестии. Теперь же там прячется кошмар взрослого человека.