Регистан где-то рядом

День пролетел незаметно. Слушали бесконечное число раз одну и ту же кассету Устиновича, других больше просто не было. Вновь и вновь звучала песня «Миллион алых роз». Странно, но она совершенно не надоедала многие даже просили перемотать ее вновь к началу. Витя обещал, что ему принесут побольше кассет. Он уже сходил «на посев», вернулся смущенным.

Ближе к вечеру в палату заглянула доктор Мазуревич. Она шепотом попросила Невского выйти в коридор. Он с трудом поднялся, надел синюю куртку и вышел.

Ординатор ждала его, прислонившись к стене. Вид у нее был испуганный.

– Саша, ты не держи на меня зла, что сразу тогда тебя не положила. Ошиблась в диагнозе – с кем не бывает! Работы очень много, даже присесть некогда.

Невский молча кивнул. Мазуревич развернулась и пошла по коридору, махнув Александру рукой, тот двинулся следом.

– Мне нужна твоя помощь, надо посмотреть одного больного, только поступил. Хотела с Глебом Васильевичем посоветоваться, но он уехал консультировать больного в ООН-ский городок. А Ивлев уехал в аэропорт – встречает кого-то. Этот солдат поступил с какого-то отдаленного блокпоста, несколько дней его лечил фельдшер от ангины, а сейчас привезли с подозрением на дифтерию.

– А я-то что могу сделать? – искренне удивился старший лейтенант.

– Посмотришь, оценишь состояние, прикинешь на счет возможной трахеотомии. Договорились?

– Хорошо.

Они остановились у двери с надписью «Палата интенсивной терапии», расположенной рядом с постом дежурной сестры. Та молча протянула белый халат. Невский надел и вошел следом за доктором.

В палате в центре на одинокой кровати лежал молодой парень, измученный страданиями. Бледное, осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза с лихорадочным блеском, шумное, прерывистое («пилящее») дыхание. Было видно, что оно дается ему с трудом.

– Как тебя зовут, что беспокоит? – обратился к нему Невский.

Парень ответил не сразу, он словно собирался с силами, вспоминал.

– Слава Весняк, – наконец, ответил он еле слышным, осиплым голосом. – Все тело болит, особенно в горле боль но, трудно дышать, пленки какие-то в глотке. Я видел их еще раньше, пытался их даже зубной щеткой отодрать, но не вы шло – плотные очень.

Чтобы лучше слышать ответ, Невский даже наклонился пониже. Он сразу обратил внимание на сильный отек на шее. Попросил открыть рот. Да, опасения подтвердились. Это была острая дифтерия зева с переходом уже на гортань, формировался дифтерийный круп, больной мог погибнуть от удушья (пленки в горле уже перекрыли бÓльшую его часть, воздух проходил с трудом).

– Чтобы снять интоксикацию, мы уже начали ему капать растворы. – Мазуревич показала на банку с раствором и на иголку с трубкой в его сгибе локтя.

– А противодифтерийную сыворотку уже ввели? С этим нельзя откладывать!

– Нет, но сейчас сделаем.

– С дозами правильно надо рассчитать, думаю, не менее 40 тысяч единиц потребуется, – сказал Невский, выходя из палаты. Он еле держался на ногах, температура снова «подпрыгнула», сильно болело в животе. Мазуревич вышла следом.

– 

Я думаю, – продолжил Невский вполголоса, – следует в ближайшие часы дать доступ воздуху через разрез на шее, то есть провести трахеотомию. Есть у вас такой набор?

– Да, все лежит в этой палате в стерильной укладке, можно пользоваться, я проверила. А ты, Саша, сможешь такой разрез сделать?

– Ну, я делал подобное уже несколько раз, руку набил. Но сегодня не мой день – еле держусь на ногах. Так что лучше вызывайте хирургов из госпиталя, пусть поработают.

– Ты же знаешь, как сейчас стало сложно – хирургия осталась на старом месте, ехать можно только с сопровождением охраны – морока сплошная! Давай, мы сегодня не будем оперировать, а завтра посмотрим?

– Смотрите по состоянию больного, за ним нужно постоянное наблюдение, не опоздайте с операцией. Мне кажется, без нее уже не обойтись. – Александр передал свой белый халат сестре, а сам побрел на слабых ногах в палату.

9

Весь вечер всей палатой слушали бесконечное число раз единственную кассету. Голоса Пугачевой, Леонтьева, Софии Ротару, Вячеслава Малежика, Муромова и других популярных в то время исполнителей звучали в палате. Песни отвлекали от невеселых дум, от болей, поднимали настроение больным. Кое-кто начинал вспоминать свою семью, детей, дом, любимую кошку или собаку. Незаметно затронули тему необычных фамилий. Каждый стал называть примеры из своей жизни. Звучали: полковник Козлик, майор Волков и лейтенант Волкодав (оба служили в одном батальоне), капитан Олег Папа, лейтенант Гдель Игорь, прапорщик Касьян Шишкинберг («человек с простой русской фамилией», – как сказал о своем рыжеволосом знакомом Устинович), старший лейтенант Домашний. Эта игра так неожиданно увлекла всех, многие назвали по десятку примеров. А Невский вспомнил годы службы в хирургическом отделении госпиталя в Печоре, в то время в соседнем терапевтическом корпусе служили три офицера: Шишкин, Орешкин, Ягодкин. Их так и называли: «Дары природы». Порой можно было вполне официально услышать: «Этого больного надо направить на консультацию в Дары природы»…