Регистан где-то рядом

– Вот и хорошо! Значит, обезболили надежно. Это вы здорово рассказываете. Молодец! – Невский принял из рук Татьяны скальпель. – Продолжайте рассказывать.

– О чем?

– Расскажите, как официантки, знающие наизусть целые куски произведений, попадают в Афганистан, – включился в разговор и Сергеев, не менее удивленный процитированному отрывку.

– Я ведь не всегда была официанткой. В прошлом я работала учителем русского языка и литературы в школе.

Все вокруг операционного стола невольно замерли. Вот это поворот судьбы!

7

Я родилась в Ярославле в интеллигентной семье: отец – музыкант, играл на скрипке в оркестре филармонии, мама – учитель истории в школе. Росла в атмосфере любви, ни в чем не испытывала недостатка – родители меня даже баловали. Но в мои пять лет отец ушел к другой женщине, бросил нас с мамой, променял на какую-то «мымру» (я видела ее потом). Мама сделала все, чтобы я выросла в достатке. В раннем детстве я пристрастилась к чтению, у нас была огромная библиотека – еще от родителей мамы досталась. Мама тоже мне часто читала, особенно книги по истории. Вообще, история в нашей семье занимала привилегированное место. Позже, учась в школе, я продолжала «поглощать» книги в огромном количестве. Должна сказать, что книги – это то, что спасало и спасает меня всю жизнь от одиночества. Конечно, у меня были школьные подруги, но я все же чаще предпочитала читать, чем гулять.

Школу я закончила с золотой медалью. Вопрос с поступлением в вуз дома даже не обсуждался, я легко стала студенткой филологического факультета пединститута. Решили с мамой, что двое историков под одной крышей – это перебор, поэтому я выбрала другой факультет. Это была золотая пора! Я с головой окунулась в студенчество. Училась с удовольствием, шла на «красный диплом», успевала и стихи писать в институтскую многотиражку, и спортом занялась всерьез, даже играла в волейбол за сборную факультета, пела в студенческом ансамбле, еще и танцами увлеклась, ездила в стройотряды. Одним словом, «жила полной грудью».

Беда случилась в конце третьего курса – я влюбилась.

– Какая же это беда – это подарок судьбы, – подала впервые голос Татьяна, протягивая хирургу очередной зажим.

– Увы, для меня это обернулось бедой. Я совершенно не знала людей, была так наивна. Он «подвалил» ко мне во время институтского праздника, говорил красивые слова о своих чувствах. Оказалось, он тоже на нашем факультете, на курс меня старше. Сбегала к нему на свидание два-три раза, а по том подали заявление в ЗАГС. Мама меня отговаривала от такой поспешности. Что вы, я же уже сама взрослая! В августе нас расписали, мне не было тогда и двадцати одного года. Свадьбы как таковой не было, я даже не одевала свадебной фаты (а так мечтала), это Ромка, жених, не захотел. Мол, не чего деньгами сорить. Посидели в кафе в тот день с мамой и с одной моей подругой-свидетельницей, да с его стороны был свидетель. Вот и вся свадьба. Мне бы тогда надо было уже задуматься. Но я была дура-дурой.

Он сразу переехал к нам с мамой в квартиру. Мы его вдвоем обстирывали, обглаживали и обштопывали, поили-кормили. Буквально, «пылинки сдували» с него. А он жил, как барин. В конце года я поняла, что забеременела. Тут он и показал свое истинное лицо – орал на меня, как на «врага народа». Требовал избавиться от ребенка, мол, он помешает его карьере. Врач мне отсоветовала делать аборт – все-таки первая беременность. После этого мы с ним почти не разговаривали. Он заканчивал последний курс, писал диплом. А после защиты заявил, что подает на развод. Он должен ехать по распределению в другой город, будет «делать карьеру», а жена (тем более ребенок) – будут только мешать. В общем, оказался порядочной сволочью. Странно, но нас так быстро развели (он обвинил меня во всех смертных грехах, оговорил, скотина!), и это на восьмом месяце беременности…

– Вот, гад! – вновь подала голос Татьяна. Она напряженно следила за ходом операции, но и слушала, оказывается, очень внимательно. А Невский слушал, как радиопостановку театра, выполняя операцию этап за этапом. Изредка голос Марины перемежался с краткими репликами хирургов: зажим – тампон – не вижу – подними, Коля, повыше – шьем – сушить – иглу другую – кетгут. Уже пару раз в дверь операционной заглядывал Зыков, его успокаивали, мол, все нормально, – голова в марлевой повязке исчезала.

Марина между тем продолжала говорить: