Рейд на Сан и Вислу

— Значит, так… «В бой с Червоной Армией не вступать… С партизанами вести самую наглую войну…»

— Почему наглую, генацвале? Что это он сам себя ругает? Ты, товарищ Мыкола, не прибавляешь?

— Та цэ по–галычаньскому вин пыше. Наглую — значит жестокую, упертую… Понятно? — объяснил Солдатенко.

— Читайте дальше, товарищ комиссар, — весь светясь от хитрости, попросил Брайко.

— Зараз… Цэ тут я… Ага… Вот оно… «Разбирать, где армия, а где партизаны по зовнишнему виду: армия носит погоны, а партизаны — только красные стрички на шапках». Ось какой стратег Камень–Каширского уезда.

— Ну, насчет нас–то он явно промазал, — весело сказал Петя Брайко. — У нас же никто этих ленточек сроду не носил. У всех обыкновенные красноармейские звездочки.

Действительно, в нашем партизанском соединении еще с легкой руки комиссара Руднева, старавшегося ввести армейскую дисциплину, красные ленточки были отвергнуты раз и навсегда. Тут сказывались свои обычаи и нравы кавпаковцев. И наиболее несдержанные, острые на язык молодые ребята гордились своим особым положением своеобразной партизанской гвардии. Местных партизан с ленточками на шапках они в шутку звали «гребешками» и порой вышучивали: «Петушок–гребешок, а ты живого фашиста видел?»

— Так что, если по головному убору судить, мы вполне за армию сойдем, — поддержал Петю Брайко Кульбака. — А ну, почитай еще раз, как он там собирается нас узнавать, тот бандюга?

— «Армия носит погоны и звездочки, а партизаны…»

— Почекай… Значит, мы для него уже и так наполовину армия. Во как!

Кульбака замолчал. Мы вопросительно переглянулись, и через несколько секунд молчаливого раздумья глаза у всех присутствующих зажглись хитринкой. Случилось то, что всегда бывает в крепком, сплоченном коллективе, когда жизнь ставит какую–то преграду. Среди людей, которым надлежит преодолеть барьер (если только это люди одной цели), непременно бывает такой удивительный миг, секундная пауза, после чего зажигаются блеском единой мысли глаза, начинают биться в унисон сердца…

Именно этот миг и наступил сейчас в штабе партизан, в далеком глухом полесском селе Кукурики.

— А чем мы не армия? — загремело сразу несколько голосов.

— Погоны наденем — и все.

— Только надо сразу, в один день.

— Ну, где ты сразу наберешь погонов столько?!

— То уж пускай хозчасть думает. Хватит им волам хвосты крутить. Пускай и военным делом занимаются.

— Хай и тому атаману покрутят…

Я взглянул на Федчука. До тех пор пока шло сугубо военное совещание, он сидел скромно и помалкивал. Но теперь, поглаживая свою инженерскую бородку, вышел на середину.

— Прошу разъяснения. Какой требуется на погоны материал?

— Комиссар батальона Цымбал! Андрей Калинович! Ты только что прибыл из киевского госпиталя. Давай инструктаж.

Цымбал охотно разъяснил:

— Погоны фронтовые из защитного сукна или плащ–палатки. Канты красные, черные или голубые. Зависит от рода войск.

— Ну, голубые нам не потребуются. Это летчикам. Черных тоже немного, — вставил старший лейтенант Слупский.

— Сколько погон прикажете пошить? — с достоинством спросил помпохоз.

— Две тысячи пар, — сказал начальник штаба. — Даже полторы тысячи для первого раза хватит. Найдется у вас материал?

— Грузовые парашютные мешки в обозе везу. Защитного цвета брезент. Вот красного сукна на канты где достать, пока не знаю.

— Сойдет и хлопчатка.

Смысл этого предложения мне понравился. Я думал уже над тем, чтобы сделать этот прием оперативной маскировки как можно чище и скрытнее.

— Кто выполнит вам эту работу? Ее надо провести быстро, тихо, без болтовни, товарищ Федчук. Отнеситесь к заданию по–военному. И всех остальных прошу не болтать лишнего. Только так может быть достигнут должный эффект.

Веселые лица посерьезнели, смеющиеся, озорные глаза приобрели деловое выражение. Кажется, люди начинали понимать, что задумана не шутка, не забава — маскарад этот может принести немалую пользу.

— До выступления из Кукурик никто, кроме присутствующих здесь, не должен посвящаться в наш замысел, — еще раз подчеркнул я. — Переодеть отряд надо на марше в лесу. Для нашей хозчасти это дело чести. Кто у вас, товарищ Федчук, будет выполнять эту работу?

Федчук не спеша думал. Комбаты и комиссары, которых уже увлекла идея, с сомнением глядели на бывшего инженера.

— Главная трудность — достать материи на канты.

— Это мы найдем. У меня в батальоне еще с Нового года кумачовые плакаты хранятся, — сказал Петя Брайко.

— А кто тоби ту работу зробить, Федчук? — повторил мой вопрос Кульбака.

— Кто? Еще от Павловского из скалатского гетто у меня в хозчасти народ есть.

Мы вспомнили, что освобожденные из фашистского плена евреи в городе Скалате на Тарнополыцине были портные, шорники и сапожники. Старики, правда, поотстали на Збруче. А те, кто покрепче, помоложе, прошли вместе с нами Карпаты и вросли в партизанскую жизнь.

Снова шутки, прибаутки. Совещание закончено. Бравый народ из батальонов похохатывал, закуривал и, подмигивая друг другу, расходился. А штаб и хозчасть продолжали разрабатывать необычный замысел.

Войцехович настаивал: