Той ночью от Морского штаба была получена радиограмма, в которой сообщалось, что тревога, вызванная появлением германских рейдеров, привела к тому, что рапортовали, будто они появлялись даже в Бенгальском заливе, «хотя, – утверждал Берлин, – их там нет». Я не смог сдержать улыбки, потому что в Морском штабе, естественно, не подозревали о том, что я как раз и находился в этом заливе, – подобных действий полученный мной боевой приказ не предусматривал. На следующее утро у нас в поле зрения появилась очередная жертва. Ее присутствие подтверждала узкая полоска дыма на горизонте к юго-западу от нас. Поверхность моря была гладкой, как зеркало. На некоторое время мы застопорили ход, чтобы определиться с курсом неизвестного корабля, а затем осторожно приступили к преследованию противника. Нас от него отделяло более 30 километров. Ни мы, ни противник, в котором мы опознали обладателя «Голубой ленты Атлантики», не меняли курса, а поскольку оба судна шли на сходящихся курсах, расстояние между нами быстро сокращалась. Когда оно сократилось до 4600 метров, я приказал положить право руля, поднять обычные в таком случае вымпелы и одновременно дать предупредительный выстрел.
Противник сразу принялся радировать о помощи, поэтому мы открыли огонь по-настоящему. Расстояние между нами к этому моменту составляло 2 тысячи метров, и уже первые залпы оказались удачными. В результате средняя часть корабля и мостик получили серьезные повреждения. Противник успел только передать: «Автомедон» 41...», и наше устройство для радиопомех заглушило передачу. Все, кто находился на мостике, в том числе и капитан, были убиты первым же залпом; дав еще три залпа, мы отметили одиннадцать попаданий в среднюю часть корабля, после чего прекратили огонь. У корабельного орудия появился какой-то человек, мы дали еще три залпа. На этот раз снаряды разорвались на носу и на корме судна. В конце концов «Автомедон» лег в дрейф – радировать они прекратили, как только была сбита антенна, и наша абордажная команда отчалила. Когда моряки поднялись на борт вражеского судна, им представилось страшное зрелище. Наши снаряды изрешетили палубные надстройки, разнесли в щепки шлюпбалки вместе со шлюпками, продырявили трубу. К мостику невозможно было пробраться. Каюты капитана и первого помощника представляли собой груду обломков; мертвые и раненые, некоторые очень тяжело, лежали вперемешку в лужах крови на палубе и стонали. Труп капитана находился на мостике, где его убило прямым попаданием. Еще один офицер, убитый осколком, лежал у двери штурманской рубки – ему снесло половину лица. Третий пропал без вести и, вероятно, лежал погребенный под обломками каюты первого помощника, который был ранен. Корабельный плотник был убит сразу, а из шести тяжелораненых двое – корабельный стюард и боцман – скончались от ран на борту «Атлантиса».
Транспортные накладные были уничтожены, и, только открыв трюмные люки, мы узнали, что корабль вез сборный груз из Ливерпуля через Дурбан в Пенанг, Сингапур, Гонконг и Шанхай. Но что это был за груз! Бесчисленное множество клетей, ящиков, упаковок, в которых находились аэропланы, легковые автомобили, военная форма, фуражки, запчасти к различным механизмам, велосипеды, сигареты, микроскопы, листовая сталь, медная фольга, зонтики, фотоаппараты, швейные машины, медицинское оборудование, лекарства, виски, пиво, продукты – и почта. Груз стоил миллионы. Ввиду того что «Автомедон» был захвачен на оживленном морском пути, я приказал спасать только самый важный груз – то, что можно было перевезти за считаные часы. Этот груз включал в себя продовольствие, замороженное мясо, 120 мешков с почтой, не считая личных вещей экипажа. На борту «Автомедона» находились 37 англичан, трое пассажиров, в том числе одна женщина, и 56 цветных, в основном китайцев; среди последних было несколько членов экипажа корабля «Англосакс», потопленного в Атлантике на пути в Гонконг.