Рейдовый батальон

Трава и колючки вокруг нас понемногу догорели, ветер погнал огонь вниз по склону. Каменные островки укрытий резко выделялись на этом пепелище. Продолжалась свистопляска по радиосвязи. Командиры всех рангов запрашивали данные о потерях, мы отвечали об отсутствии таковых, нам не верили, переспрашивали. Замполиты узнавали о потерях, о моральном состоянии, тоже не верили в отсутствие жертв.

Пехота ругалась с артиллерией и авиацией, артиллерия ругала своих корректировщиков в ротах и батальонах. Авиация спрашивала: как мы там оказались, мы отвечали, что они нас тут и высадили. Авиация уточняла позиции пехоты, пехота материла авиацию. Перепалка не прекращалась. Приказ на прочесывание местности так и не поступил, а день клонился к завершению. По-прежнему оставалось только вести наблюдение. Это означало: есть, дремать, охранять себя. Сутки завершились распоряжением усилить наблюдение, выставить посты и быть готовыми к прорыву мятежников. Так и пролежали пять дней.

* * *

Однажды утром, еще в предрассветных сумерках, поступил приказ на пеший выход. Авиация, наверное, обиделась на оскорбления за бомбежку, и вертолеты снимать полк с этих далеких и высоких гор так и не прилетели. Выходить самим — это тяжелейший переход. Тридцать километров по горам! А это спуски, обрывы и крутые подъемы. Быстро позавтракали, собрали спальники, уложили по мешкам боеприпасы, остатки пайка. Воды почти не было, так как спуститься за водой нам не разрешило командование. Может, по дороге что-то попадется: родник или ручей. Наша первая рота уходила в замыкании полковой группы. Переход обещал быть ужасным, потому что боеприпасы к тяжелому вооружению почти не расстреляны.

Постепенно взводы вытянулись в цепочки, цепочки взводов растянулись в роту. Солдаты запыхтели и потащили все, что сюда привезли с комфортом на вертолетах. Солнце постепенно вышло из-за вершин в зенит. Промежуток между ночной прохладой и пеклом — считанные минуты. Мы шли медленно, второй час в движении, а наша высокая гора, где мы провели несколько дней, еще не скрылась из виду. Вдруг в ущелье бойцы заметили группу местных жителей: это были двое мужчин и четыре женщины с детьми. Ротный подозвал Мурзаилова.

— Ну-ка, брат-мусульманин, останови аборигенов, окликни на фарси!

Пулеметчик по-таджикски что-то крикнул, женщины присели, сбившись в стайку, как напуганные птицы. Мужчины громко заверещали в ответ.

— Что они говорят? — спросил Кавун.

— Они говорят, командыр, что они — мирный, идет с женами домой.

— Пшенкин! Спустись с двумя солдатами, проверь их на наличие оружия. Если все нормально — мужиков к нам наверх, будут станочки пулеметные нести. А их женщины пусть идут домой или тут ждут. Но будь осторожен, чтоб под паранджой не оказались бородатые рожи.

Рота заняла оборону, молодежь радовалась передышке. Воды давно не было ни у кого. Если солнце не ослабит свое жжение, у кого-нибудь может случиться тепловой удар. Я двигался в замыкании и подгонял более слабых. Мне, конечно, гораздо легче идти. Ни бронежилета, ни каски, ни мин, ни пулеметных лент. Моя «муха» давно расстреляна, продукты кончились, воды нет. Только свой спальник тащу да боеприпасы.

Я год до Афгана служил в Туркмении и Узбекистане, много лет жил в Киргизии, но к такой жаре все равно трудно привыкнуть. Чувствовал себя скверно. А каково же этим молодым пацанам, особенно из центра России? На почерневших от солнца и грязи лицах, там, где текли по щекам капельки пота, оставались светлые бороздки. Глубоко запавшие глаза, всклоченные волосы, лица перекошены гримасами страдания и усталости. Такое вот лицо усталого русского, да и не русского солдата. Грустно. Кто сэкономил папироску, принялся курить и переругиваться со «стрелками» окурков.

Да! Видок у нас у всех аховый… Оборванцы! Вон, Колесников скатился по камням, теперь идет практически без брюк, задница прикрыта рваными кусками ткани. То-то достанется в полку от армянина-старшины. Веронян, конечно, поорет для приличия, но оденет. А куда денешься? Сфотографировать бы солдата таким, какой он есть на самом деле, да в цветной военный журнал «Советский воин» — в раздел «Тяготы войны», но кто ж такой снимок напечатает? А солдат выглядит очень живописно: снайперская винтовка, пулеметная лента сверху вещмешка, снизу болтается привязанная мина к миномету, и… почти голый исцарапанный в кровь солдатский зад.

Вскоре привели местных мужиков, они шли не сопротивляясь.

— Все нормально, командир. Местные с женами домой возвращаются, — доложил Пшенкин.

— Зачем идут и откуда? Наверное, душманы? — улыбаясь, недобро спросил ротный.

— Нист, нист, душман, — забормотал испуганно один из афганцев.

— Конечно, нет, кто ж признается, — согласился капитан. — Объясни ему, Мурзаилов, мы их не тронем, пусть только помогут нести станок от пулемета, а потом отпустим домой с миром.