– Думаешь, зря зарезал? – поднял брови хозяин, довольно точно истолковав смысл мычания. – А вот не зря, не зря. Докторство, парень, это еще не все в жизни. Главное – человеком остаться. А человек без чести, считай, не человек, даже когда на свободе. Без чести он, считай, баран. Куда стадо, туда и он. У нас так говорят: лучше помереть человеком в тюрьме, чем жить бараном на воле. Надо убить – убей. Ну а потом пусть судят. Закон есть закон, куда ж денешься…
Он извлек из-под прилавка сигарету, закурил, прилег грудью на прилавок и дальше уже молчал, задумчиво глядя на проезжающие автомобили. Дожевав последний кусок, Нир пошел к раковине умываться. На телеэкране сменился сюжет: теперь показывали беспорядки, горящие автомобили и полицейских с дубинками. Над стойкой плотоядно потрескивала голубая лампа, хозяин, отмахиваясь от возмущенных мух, вытирал мокрой тряпкой стол с остатками пиршества.
– Может, все-таки лучше было бы остаться бараном? – сказал Нир, подходя расплатиться. – У барана жизнь долгая и овец сколько хочешь.
Усач отложил в сторону дымящуюся сигарету и ухмыльнулся.
– Если бы так… Если бы так, все стали бы баранами. В том-то и дело, парень, что баран долго не живет. Вон он, баран, крутится-вертится… – хозяин кивнул на медленно вращающийся шампур с нанизанными на него слоями жареного мяса. – Ты его только что кушал. Заезжай еще, завтра другой барашек будет. И друзьям своим скажи. Такую шварму где еще поешь…
«Видал? – спросил сам себя Нир, усаживаясь в мазду. – Надо зарезать и сесть. И кого зарезать – родную сестренку! Своими руками пролить родную кровь, и ради чего? Ради семейной чести. Уму непостижимо. Но обрати внимание: тебе эта логика кажется дикой, а он иначе и помыслить не может. Рассуждает спокойно, взвешенно, трезво. С его точки зрения, безумец ты, кому эта логика непонятна. Что может его остановить? Полиция? Но он готов сесть. Закон есть закон. Сядет, но прежде зарежет, и ничего тут не поможет – ни суд, ни страх наказания, ни курс разговоров по душам с дипломированным психологом. Потому что убийца и психолог будут говорить на разных языках… Как ты и этот усатый араб. Как ты и твоя сумасшедшая Рейна».
Нир выехал на шоссе, и светофор на перекрестке тут же переключился на зеленый, словно подтверждая его правоту. Но коли так, то не лучше ли говорить с Рейной на ее языке, жить по ее логике? Возможно, так удастся мало-помалу привести ее в чувство, продемонстрировать вопиющее безумие ее рассуждений? Вот только не слишком ли многого она требует от него? Хотя так ли это страшно – переселиться в ее раскаленную мансарду? В принципе, в этом нет ничего из ряда вон выходящего: можно сказать отцу и бабушке, что он немного поживет у университетского приятеля. Двадцать шесть лет – достаточный возраст для того, чтобы самостоятельно принимать подобные решения. Другое дело, что это не ограничится одним только переездом. Например, можно не сомневаться, что придется поставить крест на предстоящей сессии.
Ну и что? Черт с ней, с сессией. Экзамены можно перенести на осень. Или даже взять академический отпуск. Неужели эта светловолосая королева не стоит того? Стоит, еще как стоит… Тот мрачный парень в клетке с арабского телеканала отказался от куда более важных вещей. Припомнив это, Нир усмехнулся: ну вот, пожалуйста! Он уже ставит себе в пример убийцу! Следует признать, что перековка логики с нормальной на безумную уже началась и продвигается стремительными темпами. Это ли не свидетельство происходящей с ним перемены, в которой так нуждается Рейна? Ну да… для него лично переезд в мансарду означает отказ от всех первоначальных планов. И если в отношении учебы этот отказ можно считать временным, то в том, что касается Сигаль… гм…
Вообще-то, честно говоря, эта потеря уже произошла: в сиянии сегодняшнего фейерверка прежняя любовь казалась Ниру безнадежно убогой и скучной. Разве можно сравнить… Его и сейчас бросало в жар, когда он на секунду позволял себе дать волю воспоминаниям о черных рейниных зрачках в амбразурах полузакрытых век. Так или иначе, у того неведомого бухгалтера, который ведет учет значимых перемен судьбы, есть что бросить на чашу весов и от него, Нира. Переезд – раз. Расставание с Сигаль – два. Потеря семестра – три. Какой-никакой, а вклад, причем вполне соизмеримый с жертвами самой Рейны!
Погруженный в расчеты, Нир не заметил, как миновал поворот на Эйяль, но ничуть не расстроился, даже наоборот. Сейчас ему думалось настолько легко и ясно, что грех было не использовать это редкое состояние на всю катушку. Поди знай, не откажет ли голова, когда он выйдет из машины, не отвлечет ли какая-нибудь ерунда, не собьет ли с мысли своей глупой болтовней приставучий Беспалый Бенда у въездного шлагбаума. Ну уж нет… Нир проехал еще немного вперед и повернул направо на ариэльское шоссе.