Рейна, королева судьбы

– Наконец-то! – прервала его Рейна и принялась стучать по клавиатуре, вводя данные поиска. – Та-ак… раздел видео-свидетельств… Бессарабия… Рейна Сирота… Черт, как медленно, как медленно…

Старенький компьютер, натужно жужжа вентилятором, листал страницы программы. Сначала появился заголовок с именем, за ним – сопроводительная заметка, а затем сбоку от заметки в отдельном окошке постепенно загрузился видеофайл с интервью.

– Видишь? – спросила Рейна, не отрывая глаз от монитора. – Ты видишь?

Нир потрясенно молчал. Он мог представить себе все что угодно, только не это. Старушка на экране сидела в той же позе, на том же кресле и даже в той же одежде. Все было точно таким же, как раньше, прекрасно знакомым ему по прежним неоднократным просмотрам этого клипа. Все, кроме одного: на лице ее не было шрама. Вообще не было.

VI

– Ладно, – сказал Золман. – Так тому и быть.

Уйдем. Иди и ты, Войка, возвращайся в деревню, пока не хватились. Спасибо тебе. Коли не ты, лежать бы нам сейчас на том выпасе. Прощай, брат.

«Как же, брат… – думал он, с горькой усмешкой глядя, как его бывший друг и помощник, пригнувшись, бежит через луг к перелеску. – Сегодня брат, а завтра кат. Вон Петро Билана я тоже за брата считал…»

Рейна сзади тронула мужа за плечо.

– Куда пойдем, Золман?

– На хутор, к деду Косте, – ответил он. – Есть один такой под Единцом, жизнью мне обязан. Правда, бывший бандит, но это даже лучше – никто не заподозрит…

– Я не хочу.

– Что? Почему? – удивленно проговорил Золман, оборачиваясь к жене.

Обычное распределение семейных прав и обязанностей предполагало, что подобные решения принимает лишь он, мужчина и защитник. Рейна не отвела глаз. Сейчас, когда нужно было спасать детей, она не могла полагаться лишь на прежнюю слепую веру в своего Маккавея.

– Потому что Петро тебе тоже был обязан.

Откуда ты знаешь, что можно довериться этому твоему бандиту?

Золман пожал плечами, признавая ее правоту.

– Хорошо, что ты предлагаешь? Оставаться здесь все равно нельзя.

– Идти в Хотин, к моему отцу, – твердо сказала Рейна. – Туда, где все наши. В общей толпе и уцелеть проще. И потом, сам подумай: случись что с нами, дети одни не смогут. А так – дед с бабушкой, тетки, дядья…

– В толпе? Проще? – с сомнением повторил Золман. – Наоборот, Рейна. Когда все собраны вместе, немцам даже искать никого не придется: приходи да бери кого хочешь! Чтобы не взяли, нужно прятаться. Не в толпу нужно бежать, а от толпы…

Глаза Рейны сузились.

– Бежать? От толпы? – вызывающе переспросила она. – Твои родители, помнится, тоже бежали. И чем это закончилось? Где они теперь? А вот те, кто остались, выжили.

Удар был силен и нанесен явно ниже пояса.

Золман помолчал, недоуменно покачивая головой, как верная лошадь, ни с того ни с сего огретая хозяйским кнутом. Но Рейна знала, что сейчас не до церемоний и угрызений совести. Меньше всего она хотела бы, чтобы ее дети пережили тот же кошмар, который выпал на долю трехлетнего Золмана, скорчившегося под лавкой в залитом кровью железнодорожном купе.

– Мы пойдем в Хотин, Золман. Не ради себя, ради них.

Он взглянул на детей и с трудом проглотил застрявший в горле комок. Рейна уже собрала их в дорогу, и теперь они стояли за материнской спиной рядком, как маленькие солдаты. Восьмилетний Давид и шестилетняя Фейга – с котомками на плечах, почти трехлетний Борух – налегке, вцепившись в рукав сестринского платья, – молча стояли и ждали, подняв на родителей тревожные голубоглазые взгляды.

– Ладно, будь по-твоему, – вздохнул Золман и подхватил вещмешок. – Идемте.

– Мама, домой? – полуутвердительно осведомился малыш, избавляя таким образом старших от необходимости задавать тот же вопрос.

Рейна присела перед детьми на корточки.

– Слушайте, дети, – серьезно сказала она. – Мы пойдем домой, но не сразу. Сначала нужно навестить дедушку с бабушкой. Мы ведь у них давно не бывали, правда? С самого Песаха. Хотите к ним?

Давид и Фейга переглянулись и закивали без особой уверенности. В город? Но как мама думает добраться до города, если поблизости нет ни телеги, ни автомобиля?

Двадцать верст, отделявших Клишково от Хотина, они преодолевали в течение трех суток, избегая дорог и открытых пространств, с большим запасом огибая деревни и шарахаясь от каждого куста, издали напоминавшего человеческую фигуру. Родная земля, знакомая всеми своими складками и бугорками, теперь вдруг обернулась к ним чужим враждебным лицом, подобно старому другу Петро Билану. Глубоко залегшие злые морщины оврагов и шевелюры рощ таили опасность засады, а далеко высунутые языки шляхов, казалось, только и ждали возможности слизнуть их в какой-нибудь черный ад, как зазевавшуюся букашку.