Реинкарнация. Исследование европейских случаев, указывающих на перевоплощение

Коста нашёл (возможно, в Альбенге) портрет Иблето ди Калланта, который он поместил в свою книгу. Бодзано был уверен в том, что лицо Иблето (как оно изображено на портрете) и лицо Косты были настолько похожи, что этих людей можно было перепутать. Иблето был крупным мужчиной, почти гигантом среди своих современников. Коста сам был весьма представительным, своей внушительной фигурой и военной выправкой он произвёл на Бодзано сильное впечатление.

Убеждённость Косты в сверхъестественных свойствах его переживаний

Коста верил, что документы (в том числе биография Иблето), найденные им в Альбенге, подтверждают истинность всего, что происходило в его сне, который он увидел в десятилетнем возрасте, когда впервые приехал в Венецию. Особенно впечатляющим он считал то направление, которое тень указала ему для изучения нужных ему документов в Альбенге. Эти документы, как он узнал, наследовались в семье на протяжении столетий. Но они могли бы, подобно шару, катящемуся по полю пинбол-машины, уйти к другим потомкам. Фамилия ди Каллант не была частью фамилии маркиза Дель Каретто ди Балестрины. Коста думал, что немногие из тех, кто не являлся близким родственником маркиза, знали о том, что он (маркиз) потомок ди Калланта.

Комментарий

Коста не сказал, когда была написана картина с видом Константинополя, висевшая у него дома в гостиной и пробудившая в его детстве первые образы предыдущей жизни. Однако на ней, по всей вероятности, был изображён Константинополь, каким он был в XIX веке. Этот городской ландшафт должен был сильно измениться за всё время, которое прошло с XIV века. И тем не менее, должно быть, изменилось не всё. При императоре Юстиниане в городе стояло здание нынешней Айя-Софии, или собор святой Софии, воздвигнутый в 532 году. (Турки превратили его в мечеть после того, как захватили Константинополь в 1453 году; в наше время это музей.) На обложке сочинения Рансимана об осаде Константинополя в 1453 году можно увидеть миниатюру с этой батальной сценой, сделанную в 1499 году (Runciman, 1965). На ней изображены стены и многочисленные башни, но не золотые купола. Если учесть эти особенности и расположение города у крупной акватории Босфора, то картина на стене в доме Косты в Гонзаге вполне могла пробудить в нём воспоминания о Константинополе той исторической эпохи.

Косте было 10 лет, когда он впервые приехал в Венецию с отцом. В таком возрасте мальчик почти наверняка уже что-нибудь знал бы об истории графов и герцогов Савойи. Королём Италии в 1890 году был Гумберт I, потомок Амадея VI. Однако резонно спросить, мог ли малолетний мальчик узнать о бесславном крестовом походе, организованном Амадеем в 1366 году. Если он знал о нём, то вполне мог знать и о том, что человек по имени Иблето ди Каллант сыграл важную роль в той экспедиции.

Вместе с тем обычные доводы рассудка, позволяющие нам делать подобные умозаключения, кажутся не способными объяснить то, как Коста узнал о подтверждающих документах, найденных им в Альбенге. Бодзано явно задумался об этом случае, выслушав Косту. Пытаясь истолковать это обстоятельство как-то иначе, он пришёл к убеждению, что у Косты были все основания считать, что он вспомнил предыдущую жизнь.

Бьянка Баттиста

Сообщение об этом случае впервые появилось в итальянском журнале Ultra в 1911 году (Battista, 1911). Данное сообщение представляло собой письмо, написанное отцом исследуемой, Флориндой Баттистой, который был капитаном итальянской армии. Делан (1924 г.) перепечатал это письмо на французском языке. А я сделал нижеследующий перевод на английский язык.

Сообщение

В августе 1905 года моя жена, находившаяся на четвёртом месяце беременности, лёжа в кровати в состоянии ясного сознания, пережила видение, глубоко поразившее её. Наша маленькая дочь, умершая тремя годами ранее, неожиданно появилась перед ней, светясь простодушной радостью, и тихо произнесла следующие слова: «Мама, я возвращаюсь!» И ещё прежде, чем жена успела отойти от изумления, эта фигура исчезла.

Когда я вернулся домой и моя жена, всё ещё глубоко взволнованная своим переживанием, рассказала мне о нём, я сначала решил, что всё это ей померещилось. В то же время я не хотел лишать её убеждения в том, что она получила своего рода послание с небес, поэтому я сразу согласился с её предложением дать малышке, которая должна была родиться, имя её умершей старшей сестры, Бьянки. Тогда я разбирался в теософии ещё не так хорошо, как позднее, когда изучил её, и счёл бы сумасшедшим любого, кто заговорил бы со мной о перевоплощении. Я был глубоко убеждён в том, что человек умирает один раз и уже не возвращается.