Рейс

— Так и мы, дойдя до Донецка, превратились в мощную народно-освободительную армию, — продолжил министр обороны ДНР. — Опасаясь народного гнева, местная власть поспешно бежала в Киев, а господин Каметов, по существу хозяин всех здешних мест, владелец шахт, заводов, борделей и пароходов, торжественно вручил мне ключи от города. Короче говоря, мы заключили с ним джентльменское соглашение: он передает новому правительству во временное пользование все местные шахты и предприятия под гарантии того, что ни одно из производств не будет остановлено и ни одна из шахт не будет закрыта. Доходы мы будем с ним делить пополам, пока не кончится война. А дальше будем уже официально решать, что делать со всей этой собственностью. Пока что наш устный договор основан на взаимном доверии. Я солдат и человек чести. Думаю, Каметов это понимает. Кроме всего прочего, Каметов передал мне во временное владение свой замок, в котором мы с вами находимся. Я, со своей стороны, гарантировал ему, что имение не будет разграблено или разорено. Его дворецкий Савелий остался на месте, как и девушка Лилия. Вроде как присматривать за мной, чтобы не заблудился в здешних анфиладах. Осталась также и часть прислуги, включая поваров. Ландшафтный дизайнер, садовники, разнорабочие, все остальные девушки его эскорта покинули резиденцию вместе с хозяином. Я несказанно рад, что Лилия не последовала их примеру. Она искренняя, добрая, заботливая девушка и очень светлый человек. Я не собираюсь присваивать себе ничего в каметовском имении, но… Заботиться о всех этих садах, дендрариях и газонах у меня нет ни времени, ни желания. Идет война. И я не привык к роскоши.

Алехин слушал разглагольствования Белкина с неподдельным интересом. Он не понимал, что вызвало у этого человека такой поток красноречия и такую степень откровенности с ним — в сущности, совершенно незнакомым человеком. Его сейчас гораздо больше интересовала любая информация о недавней трагедии с британским самолетом. Ради этого за последние сто двадцать часов он переместился в этот неведомый ему мир с другого конца земного шара.

Сергей был уверен, что необходимая ему информация у этого павлина имеется, и напряженно размышлял о том, каким способом ее из него извлечь. Пока все складывалось как нельзя более удачно. И он внимательно слушал Белкина, с готовностью подставляя свой бокал всякий раз, когда этот человек, утверждавший, что он не привык к роскоши, брался за запотевшую бутылку. Такое вино Алехин пил второй раз в жизни. Первый был на годовщине свадьбы Саши Книжника, когда невестка поведала тестю под большим секретом, что беременна и что у Евгения Тимофеевича скоро появится внук или внучка. Женя не смог сдержать слезу и выкатил угощение для всех. Среди прочего был там и «Рислинг», правда, мозельский, — как говорили, по семьсот евро за бутылку (на самом деле — не больше семи).

* * *

Наполеон Новороссии действительно к роскоши не привык. Хоть и не особенно бедствовал в прошлой жизни.

Рудольф Иванович Белкин родился в Москве, на Старом Арбате. Его родители были профессиональными музыкантами. Оба играли в оркестре Большого театра: папа — валторнистом, мама — скрипачкой. Жалование у обоих было весьма скромное, но выживали супруги Белкины очень даже неплохо благодаря заграничным поездкам.

Во время зарубежных гастролей им платили командировочные по двадцать пять долларов в день. На питание. Огромные по тем временам деньги для советского человека. Естественно, ни на какое питание эти доллары не тратились. Советские музыканты даже воду в отеле пили из-под крана, а не из мини-бара. Ни в какие рестораны или кафе не ходили. Питались тем, что брали с собой в дорогу. Чемоданы всех без исключения артистов оперы, балета и музыкантов оркестра в полете из Москвы ломились от консервов, колбасы, суповых пакетиков, сухофруктов, растворимого кофе и индийского чая со слоном на этикетке по сорок восемь копеек за пачку. Все возили с собой кипятильники. Некоторые, особенно хозяйственные, брали на гастроли электрические плитки и кастрюльки для приготовления супа. Консервы грели в номере прямо в банках. Выходит такой Эскамильо на сцену, поет о своей любви к Кармен, срывает аплодисменты, а потом бежит в номер и «рубает в маринаде салаку».

На обратном пути те артисты, кто не рискнул попросить политического убежища, как Михаил Барышников или Александр Годунов, везли в Москву чемоданы, набитые дешевыми импортными шмотками, колготками, парфюмерией, сигаретами и сувенирами. Все это моментально распродавалось в стране, где чего ни хватишься, так того и нет. На вырученные от такой унизительной коммерции средства и жили, по советским меркам, припеваючи. Покупали квартиры, машины, дачи, устраивали деток в музыкальные школы и к частным преподавателям иностранных языков.