Рейс

Алехин встал, пожал Сердюкову руку. Тот подхватил металлоискатель и вернулся к своим в поле. Алехин направился было к машине. Но вдруг остановился и снова сел на землю. Земля была горячая, как сиденье с подогревом.

— Ну чего расселся? — услышал он сухой, как осенний дубовый лист, старушечий голос за спиной. — Чего сидишь? Ничего здесь больше не высидишь, милок.

Алехин повернул голову, увидел очень старую женщину с морщинистым лицом, в платке и линялом, неопределенного цвета рубище. Плечи у нее, однако, были расправлены, словно она опиралась на что-то, словно за спиной у нее была невидимая стена. От старухи даже на расстоянии пахло погребом. И старостью.

Он не стал ничего говорить. Наговорился с Сердюковым. Вновь отвернулся и стал смотреть на работающих в поле эмчеэсовцев.

— Иди, давай, — сухо, без всякого выражения продолжила Полина Трофимовна. — Она ждет тебя.

— Кто? — устало и безразлично спросил Алехин, не поворачивая головы.

— Сам знаешь кто. Иди, спасай ее. А то поздно будет.

Алехин повернулся и увидел спину удаляющейся старухи. Она сняла платок и держала его в руке. Ветер растрепал ее сухие седые волосы. И она больше не казалась такой старой. Просто уходящая женщина. И все.

Через несколько секунд Сергей завел мотор, заглянул в зеркало заднего вида и не увидел старухи. Та точно растворилась.

В Торезе Алехин остановился у колонки, где какой-то военный с шутками и прибаутками поднимал и вешал ведра, полные ледяной воды, на крючки коромысла на плечах заливающейся смехом женщины лет тридцати.

Продолжая смеяться, женщина, однако, сказала ему ее не провожать, «а то муж увидит».

— Муж объелся груш, — пошутил военный, по возрасту офицер или контрактник. На ополченца он был не похож. Высокий, поджарый, в хорошо сидящей форме российской армии.

Алехин нажал на рычаг колонки. Давление было таким, что он сразу забрызгал себе брюки и ботинки. Тщательно вымыл руки, лицо, шею ледяной водой. Нагнувшись, попил с пенящейся струи. Утолив жажду, направился к машине и вновь поймал взглядом офицера.

Тот закончил любезничать с женщиной с коромыслом, отдал ей честь и пошел в другую сторону, постукивая себя рукой по ляжке в такт мелодии, которую довольно громко напевал себе под нос:

— Та — та-та-та-та-та — та-та-та — та-та…

Когда «та-та-та-та-та» вдруг кончилось словом «Эсмеральдá», Алехин остановился как вкопанный. Он слышал эту песенку раньше. Офицер удалялся, прихрамывая на левую ногу. Алехин мгновенно почувствовал на языке зловонный вкус воды из сливного канала под Тверью. Он вспомнил теперь, откуда была эта ария и где он ее слышал. Незнакомец не оглядывался. Алехин старался держать дистанцию. К сожалению, других прохожих на улице не было, и стоило тому оглянуться, как он тут же заподозрил бы слежку. Но военный шел, не оборачиваясь. А у Алехина не было выбора.

Прошли два квартала. Мимо пустынного детского сада, мимо пятиэтажки из белого кирпича, с бельем, свисающим с веревок на балконах. Прошли мимо почты. Офицер остановился у стеклянной двери и долго читал объявление, потом снова двинулся в путь.

Алехин проверил пистолет за спиной.

«Хорошо бы с предохранителя снять, — подумал он, но решил не рисковать. — Успею. Главное — не спугнуть. Не упустить в этот раз».

Офицер остановился у приземистого одноэтажного домика из широких некрашеных, посеревших от времени бревен, с крышей из старого, местами битого шифера. Открыл дверь ключом и, не оборачиваясь, вошел внутрь.

«Странно, — пронеслось в голове у Бульдога. — Странно, что он не посмотрел по сторонам перед тем, как войти».

Алехин подошел к двери. Подождал, пока сердцебиение придет в норму. Достал пистолет, снял с предохранителя и, медленно придерживая, взвел затвор. Поднял руку, чтобы постучать. Раздумал. Кистью легко толкнул дверь. Она была не заперта. Придерживая дверь свободной рукой, Алехин открыл ее достаточно для того, чтобы протиснуться внутрь.

Посреди кромешной тьмы Сергей остановился, дал глазам привыкнуть. Стал разбирать очертания. Окна закрыты и занавешены. Воздух прохладный и сырой. В нос сразу ударил сладковатый запах плесени с примесью еще чего-то знакомого. Но сразу вспомнить чего, не получалось. Держа ПМ перед собой на уровне лица обеими руками, он сделал три легких шага, стараясь не наступать на пятки. И вдруг отчетливо вспомнил этот запах. Так пахнет кровь, затекшая в щели и зазоры между половыми досками и высохшая в них. Ему показалось, что скрипнула половица. Или это был чей-то глухой стон в глубине дома. Алехин так и не успел понять, что это было. Как и не смог определить, чем его ударили сзади по голове.

Просто вокруг больше ничего не стало, ни очертаний предметов, ни звуков. Ничего, кроме окутавшей его тьмы.

Глава двадцать первая

ШРАМ

Торез. Донецкая область. Август