Рейс

— Что ты! Совсем нет. Наоборот, красиво звучит. Я в детстве мечтал стать врачом. Но потом раздумал. Я тебе признаюсь: чужая боль доставляет мне удовольствие. Было бы неэтично давать клятву Гиппократа с таким пороком, да?

— Наверное. А чем ты хрустел там за столом?

— Сухарики.

— Самодельные или покупные?

— Покупные, зараза! Жесткие, как кирпичи. На упаковке написано — «Бородинские». Могу дать попробовать, если хочешь. Только их в чае вымачивать надо. А у тебя руки заняты. Ладно, я тебе один на пробу намочу.

Офтальмолог вернулся к столу, взял с тарелки черный сухарик размером с палец, опустил его в кружку и вернулся к Алехину. Вставил сухарик ему в рот, как сигарету, и стал добродушно наблюдать, как Сергей пытается раздробить зубами еще не пропитавшийся чаем сухарь.

— Вот и я говорю, — посочувствовал маньяк. — Издевательство какое-то. Зубы поломаешь. Мне мама сухарики делала на маслице из настоящего бородинского хлеба. Пальчики оближешь.

— Я тоже такие любил, — Алехин проглотил остаток сухаря. — Мне жена делала на подсолнечном масле. Тоже из бородинского.

— А мне на сливочном, с сольцой, — маньяк перекрестился свободной рукой. — Царствие небесное твоей супруге, опер. Искренне сочувствую.

— Спасибо на добром слове. Сам-то не женат еще?

— Нет. Меня только рыженькие интересуют. Но как-то у нас с ними до свадьбы никак не доходит. Хотя и попадались очень ничего себе.

Сыромятников протянул кружку Алехину и другой рукой наклонил Сергею голову, чтобы удобно было. Алехин опустошил кружку одним глотком.

— Ну ладно, дружище, — сказал Офтальмолог, поставив пустую кружку на стол. — Заболтались мы с тобой. Пойду проведаю красавицу. А то ей, наверное, скучно там одной.

С этими словами Сыромятников направился туда, откуда доносились стоны. Алехин больше не мог придумать, чем его остановить. Придумалось совсем другое…

Джейн уже почти полностью освободила правую руку, когда ее мучитель вновь оказался рядом с ней. Она замерла, стараясь не спугнуть его.

Маньяк наклонился над ней, разрезал ленту по линии рта, но губу все же задел. Джейн громко задышала, как больная скарлатиной, сплевывая кровь с раненой губы сквозь образовавшееся отверстие. Офтальмолог улыбнулся, облизал ложку.

— Девочка, миленькая, я понимаю, тебе не терпится, — прошептал он, наклонившись над ней. — Я не забыл о тебе. Я помню. Еще не вечер. Вся ночь впереди.

В отсутствие маньяка Алехин вытянул подбородок вперед и резким движением попытался дотянуться его кончиком до круглого темного пятна размером в американский гривенник под левой ключицей — точку жизни и смерти под номером 296, согласно китайской народной медицине. Промахнулся. Попробовал второй раз. Опять не получилось. И тут же услышал приближающиеся шаги маньяка. Возбужденному вкусом крови женщины Сыромятникову уже не терпелось закончить с ментом и вернуться к ней.

Собрав все оставшиеся силы, Сергей дернул головой в третий раз. Есть контакт! Алехин вскрикнул и уронил голову, безжизненно повиснув на вывернутых руках.

Сыромятников подошел к нему и сразу понял, что тот без сознания. С размаху ударил левой кистью по щеке, чтобы привести в чувство. Жертва не откликалась. Маньяк взял Алехина за подбородок и резко поднял ему голову. Прижал два пальца к артерии — пульса не было. Мент был мертв.

Мертвые предметы не интересовали маньяка. Человек принципов, Офтальмолог не умел мухлевать. Он не мог присваивать номера трупам — только живым.

Сыромятников грязно выругался, сжал кулаки и принялся отчаянно топать ногами. Если бы он не матерился, то выглядел бы как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Наконец, истерика стихла. Офтальмолог подошел к стене, взял табуретку, вернулся к Алехину и, опираясь на его безжизненное тело, вскарабкался на нее. Достав из кармана охотничий нож, срезал веревку с крюка. Тело Алехина с тупым звуком падающего мешка с картошкой шмякнулось на пол.

Маньяк нагнулся, разрезал ленту и веревку на руках жертвы. Так легче упаковывать труп в мешок. Затем разрезал веревку и ленту на ногах и, не вставая с колен, вновь пригнулся к лицу, стараясь уловить малейшие признаки дыхания.

И отпрянул.

Из горла Алехина вылетел хриплый свист. В этот раз тому удалось с первой попытки сделать спасительный глоток. Вернувшись к жизни, он обхватил онемевшими руками голову маньяка и притянул к себе, стараясь взять ее в удушающий захват. Но сил у него почти не осталось. Сыромятников нагнул голову еще ниже к лицу Алехина, чтобы высвободиться, и тогда тот сомкнул челюсти на кончике носа маньяка. Кровь из раны хлынула Алехину в лицо. Несмотря на боль, психопат не издал ни звука. Он разорвал-таки захват Сергея, схватил его за горло и стал душить.