Река

- Люди, не припадайте к земле. Чтоб ничего не трогать, ни одну травиночку. Все как есть оставляйте.

- Боже мой, Боже мой, - стенала Лиля Соломоновна Ясенева, - для чего я столько жила, чтоб увидеть разруху и запустение. - Она это все повторяла, втайне радуясь. Она могла повторять множество раз, и никто ее никуда не привлечет. Она никому раньше не рассказывала, таила даже не в сердце, а где-то в подбрюшной глубине. А теперь такая наступила свобода - кричи всю генетическую правду. Все, что должно произойти, ужасно. Но и прекрасно. Хотя об этом лучше ей помолчать. Но временами ее охватывало еврейское счастье. И ей хотелось танцевать на площади имени Рожнова, на центральной площади, где в давние времена стояла трибуна, а мимо проходили манифестанты со знаменами и транспортабельными мордами.

Догорал "Универсам".

- Женя! Женечка-а-а-а... - крик постепенно стал жухнуть, будто наступила осень.

Криволапов все еще смотрел, как Зинаида Фантина дергала траву между грядок. Заслеженная пристальным взглядом, Зинаида оглянулась. Она поняла: наступила та решающая минута, когда надо или встать, или совсем исчезнуть в сладкой чащобе нечаянной любви.

На улицу Кирилла Седова прямо из окон выбрасывали вещи.

Нина Борисовна быстро сняла свой розовый халат. Вынула из шкафа платье с большими красными розами. Дверцы шкафа сами широко открылись. Подумала: не будет ли вызывающе в такие минуты. Но сама же себя одернула: о чем я? Красные розы - знак опасности и любви.

Дом начал раскачиваться. Нина Борисовна для впущения в свои легкие свежего воздуха с поспешностью выбежала на порог. На противоположной стороне улицы она снова увидела высунувшегося наполовину из окна Эраста Христофорова. И, ах-ти... беда ... деготь сна обильно потек на ее веки, но этот деготь положительно имел запах грейпфрута. И она вплыла в сон, совершенно определенно чувствуя близость Христофорова.

О, Эраст...О, Эраст... О, Эраст... О, Эраст...

- Бяша... Бяша... - звала коз из оврага Викентьевна. Она слышала наверху в городке грохот и треск домов. - Ой, беда... Бяша... Бяша...

- Где же Василь Васильевич? - старался остановить бегущих по улице людей Шерстопятов.

Никто ему не отвечал.

В маленьком городском саду у летнего театра "чи-уит-уит" пели горихвостки. Синицы и воробьи, будто осенью, летали едиными стаями. Метались по небу вороны. Их тревожный крик "кар-кар" еще больше пугал людей.

- Где Василь Васильевич?

- Да где ему быть. Беги к Песчаному обрыву.

- Зика! Зика! - позвал Шерстопятов. - Давай пробираться к Македонке. И зашептал для себя. - Сие явление надо самим увидеть. - А еще подумал: может, для будущих поколений, если, конечно... - Мысль оборвал.

Ударил сплошным потоком дождь.

Григорий Якубович решил сидеть до конца. О случившемся уже порядочное время назад передал по Интернету Джиму.

Кудиновская "Нива" лежала посреди улицы вверх колесами. От каждого внутреннего удара земли она вздрагивала и медленно двигалась по улице.

Мутные воды Македонки охватывали все большую часть городка.

Веркин муж все крепче прижимался к Люде.

- Не говори ничего. Молчи. Молчи. Молчи.

Уже рушились дома. Падали куски стен. Сорванные железные крыши закрывали дорогу.

- Скузо, - почему-то по-итальянски извинялся Олег Иванович Коковин и, не обращая внимания на потоки дождя, старался громче взывать:

- Крещеные, давайте жить в мире.

Уже не слышно было птиц.

Дождь срезало, как не бывало. А серость и мрак остались. Вдалеке горели огни в полуразрушенном барском доме. В его окнах были тени людей. И оттуда доносились звуки вальса.

- Вроде танцуют, - неуверенно сказал Шерстопятов, повернувшись к Зике.

И тут же:

- Смотри, да не туда, а сюда.

В волнах Македонки медленно плыл гроб с дядей Федей. Крышки гроба не было. Дядя Федя плыл медленно. Сложены руки на груди. Серьезно смотрел в потемневшее небо.

Вода уже подходила к груди Шерстопятова. Рядом плыла маленькая Зика. Глаза открыты:

- Смотри.

Над водой летали чайки.

- На песчаный бугор гляди.

Шерстопятов увидел чернеющую фигуру Василь Васильевича.

Словно рассердившись, что Василь Васильевич узнан, чайки стали ниже летать. Лаяли по-собачьи.

В новом море светилась одна звезда.