Река – костяные берега

Борис увидел себя со стороны, скорчившегося в лодке в обнимку с веслом, увидел реку, подернутую молочным туманом, а посреди широкого русла – гору, разделявшую ее на два потока: более крупный огибал преграду справа, вздымаясь на повороте бурунами, а совсем узкий тихо струился слева, впадая в обширную зловонную лужу стоячей воды. Посреди нее, лежа на дне мерно покачивающейся лодки, Борис теперь смотрел этот сон. Это было очень необычное чувство – смотреть на самого себя с высоты птичьего полета. Нечасто ему доводилось летать во сне, а видеть при этом себя со стороны – вообще никогда. Борис – тот, что парил над рекой, – почувствовал, как поднимается еще выше. Теперь, наконец, он мог разглядеть вершину горы, выступающую из тумана и освещенную луной. На ней виднелась какая-то конструкция, которую захотелось рассмотреть поближе. Как только Борис подумал об этом, картинка вдруг увеличилась, будто он поднес к глазам бинокль. Стали видны мельчайшие детали: плотно пригнанные друг к другу гладко отесанные бревна складывались в некое подобие вышки с треугольной крышей, под которой висел колокол. Под колоколом стоял человек, но Борис, как ни старался, так и не смог разглядеть лица, скрытого низким капюшоном, под которым развевалась на ветру длинная белая борода. Борис был уверен, что незнакомец внимательно смотрит на него и будто оценивает: кто это тут пожаловал и чего можно ожидать от незваного гостя? Борису сразу захотелось спрятаться от проницательного взгляда или убраться подальше, что он и сделал, устремившись в ту сторону, откуда приплыл. Лететь получалось на удивление легко, для этого не требовалось ничего, кроме его желания. Вскоре Борис увидел свою баржу, притулившуюся у зарослей камыша. Гигантское черное корыто совсем не двигалось: похоже, старая посудина села на мель. Но теперь этот факт его больше не огорчал, ведь он мог лететь быстрее ветра и куда угодно. Борис помчался по направлению к городу, надеясь, что хоть во сне ему удастся посмотреть на родителей и друзей. А, может быть, повезет увидеть и график на экране домашнего компьютера, который он оставил включенным, отправившись на яхту с Лерой.

Но до города Борис так и не долетел. Свет огней внизу привлек его внимание: по реке навстречу ему, стрекоча мотором, неторопливо двигалось маленькое судно. Чтобы разглядеть катер, ему даже снижаться не пришлось – вновь получилось приблизить картинку, как и с колокольней на горе, одним желанием.

В катере сидела Маша и водила мощным фонарем из стороны в сторону, будто искала кого-то. Его, Бориса, конечно! Кого же еще она могла искать ночью на реке?! От этой мысли внутри у него будто разлилось что-то горячее, но не обжигающее, а согревающее, приятное. Захотелось сесть рядом с ней и поболтать о всякой ерунде, как часто бывало раньше. Раньше –значит, до Леры. Однажды Лера услышала их с Машей разговор и заметила язвительно: «Вы, как детсадовские малыши, которые хвастаются друг перед другом своими игрушками, потому что говорить почти не умеют». В это время Борис показывал Маше свои новые наушники, а она демонстрировала ему ноги, обутые в кеды красного цвета, сообщая, что именно красные сейчас в тренде, а простые синие – совсем не то. Лера была права: Борис с Машей могли подолгу сидеть рядом и вообще почти не разговаривать. Кто-нибудь один иногда ронял фразу, другой отвечал что-то, чаще всего просто «ага», и не было ощущения, что разговор не клеится. Они могли сидеть рядом и пялиться в свои телефоны, могли слушать музыку – каждый свою, и при этом Борис был уверен, что он знает, о чем думает Маша, и наоборот, Маше тоже известны его мысли. Но это было раньше – до Леры. А потом, Борис и сам не понял, кто из них с Машей первый отстранился. Они по-прежнему общались, но таких долгих посиделок, как, например, на парапете набережной спиной к спине или на мягком диванчике «фудкорта» плечом к плечу, больше не случалось. Раньше Борис запросто мог доесть в кафе Машин бургер, который та не могла осилить. А вот прикоснуться к тарелке Леры в ресторане ему и в голову бы не пришло: дурной тон! Рядом с такой утонченной девушкой постоянно приходилось думать о приличиях, а если он все-таки о них забывал, Лера нетерпеливо его одергивала: «Ты что? Так не принято!» И Борис слушался ее беспрекословно, стараясь запомнить свою очередную оплошность, чтобы больше не повторить.

Луч фонаря в руках Маши вдруг скользнул вверх и будто коснулся Бориса. Ему даже показалось, что она сейчас воскликнет: «Вот ты где!» Потом радостно засмеется и начнет махать руками, чтобы он спустился. Борис попытался приблизиться к ней, но вместо этого катер вновь увеличился, будто в объективе камеры подкрутили зум, при этом расстояние между ним и Борисом не сократилось. Машу стало лучше видно, но сама она была по-прежнему далеко. Взгляд ее пронизывал Бориса насквозь, не задерживаясь: она его не замечала.