Река меж зеленых холмов

— Двухнедельная девочка. Достоверная автономная проекция. Твоя любимая Масария. Вчера днем по тамошнему времени я подбросил ее в коляске на крыльцо полицейского участка в комплекте с трогательной запиской. Они все еще ломают голову, почему не могут установить родителей по генетическому паспорту, но делать-то нечего. Не выбрасывать же ее на помойку. Отдадут в детдом, и пусть себе взрослеет обычным путем.

— Зачем она тебе?

— Не мне — тебе. Помнишь, я в свое время предлагал? Запасной аэродром на случай, когда окончательно надоест политиканствовать. Я запрограммировал ее так, чтобы ты в любой момент могла перехватывать управление на себя. Ключи я тебе переслал, пользуйся.

— А… — Карина осеклась и потерла лоб. — Ты предлагаешь мне снова вернуться в детство? В сироты?

— В детство — но не в сироты. Найти себе приемных родителей ты сможешь в любой момент. У тебя появится возможность прожить человеческую жизнь с начала, без груза нервных потрясений и скандальной известности. Построить жизнь заново.

— А если я не захочу?

— Тогда ребенок останется социальным сенсором. Вообще-то я у Камилла идею украл. Он хоть и сукин сын, но умен, не отнимешь. Кара, тебе незачем принимать решение сейчас. Я всего лишь даю тебе путь для отступления, не хочешь — не пользуйся.

— Спасибо, Рис. Я оценила, — Карина снова забралась к нему под мышку. — Я подумаю. — Она вздохнула и закрыла глаза. — Сейчас я просто как-то устала. Спать безумно хочется.

— Спи, — согласился Семен. — И постарайся увидеть хороший сон. Завтра у нас тяжелый день.

— Рис, — сонно спросила Карина, — а как ее назовут? Девочку? Я не хочу, чтобы ей случайно имя выбрали.

— И не выберут. Я в записке указал, что ее зовут Рэнна. Рэнна Тэнси.

— А, хорошо. Мне нравится, — она широко зевнула. — Рис, разбуди меня через пару часов, если сама не проснусь, ладно? Я хочу еще немного материалы перед заседаниями почитать.

— Хорошо. А теперь отдыхай.

Маленькая женщина и молодой мужчина с глазами глубокого старика сидели, прижавшись друг к другу, на зеленом холме над журчащей рекой несуществующего мира. Женщина спала тихим детским сном, свернувшись в клубочек и привалившись к боку своего спутника, а тот молча смотрел вдаль, теребя упругую травинку пальцами свободной руки. Зеленая бескрайняя степь тянулась до самого горизонта, и река, бесконечная, как само время, текла меж холмами, все время одинаковая и все время меняющаяся. Женщина не видела никаких снов, а мужчина давно перестал спать, чтобы не видеть кошмары. Он вспоминал свою прежнюю жизнь и чувствовал, как прошлое потихоньку подергивается дымкой и откатывается назад, словно стена глухого сырого тумана, из которой вырываешься на широкие солнечные просторы, где впереди — только свобода, ветер и солнце.

— Ты изменишься, Кара, — тихо прошептал он. — Не меняются только мертвые. Ты такая же, как я в юности: упрямая одиночка, предпочитающая тихую неизвестность, но вынужденная тащить на себе груз ответственности. Я изменился, и ты тоже изменишься. И я снова изменюсь благодаря тебе. Спасибо тебе за тихое упрямство. За то, что напомнила мне, как следует жить. Ты справишься, и я — тоже. В конце концов, Хранитель однажды — Хранитель навсегда. Где ты сейчас, Суоко, научившая меня этой истине? Мы не слишком хорошо расстались, но я надеюсь, ты тоже сумела преодолеть себя.

Он покрепче прижал к себе крепко спящую маленькую женщину.

— Спи, Кара. Спи. Завтра у нас у всех тяжелый день.

Высоко в небе ласковое солнце на мгновение сверкнуло в сапфирной броши девочки с разноцветными глазами, раскинувшей руки и стремительно пикирующей вниз, к совсем другому зеленому холму над той же самой рекой. На вершине холма стоял простой деревянный дом, на пороге которого сидели, взявшись за руки, словно дети, мастер-кукольник Нобара и его жена Суйгин. И губы мастера тихо шептали слова, складывающиеся в ритмичные строчки: