Река надежды

Вояжеры синхронно взмахнули ярко раскрашенными веслами. Радостные крики звучали теперь не только на берегу, но и в самих лодках, скользивших по глади озера. Александер старался не выбиться из общего ритма, который составлял порядка сорока пяти взмахов в минуту, и думал о своем. Впечатление, что все это ему уже довелось пережить – и горькое ощущение разлуки, и нарастающее возбуждение, и жажду новизны, – усиливалось по мере того, как берег удалялся все дальше. Обрамлявшие озеро густые леса напомнили ему зеленые берега Ирландии, исчезающие на границе неба и воды, в то время как «Martello» вспарывал носом серые волны… Потом вспомнилась Гленко – родная, величественная в своей красоте долина, ее словно бы нарисованный в технике гризайль[41] пейзаж… и зелень глаз Изабель, которые ему больше не суждено увидеть… Все это осталось позади. В воспоминаниях. Сделав глубокий вдох, Александер приналег на весла и через некоторое время смотрел уже только вперед – в неизвестность, в будущее.

Утро выдалось солнечным. Гребцы завели песню, и она долетала до берега, привлекая внимание местных жителей, которые отрывались от своих дел и махали проплывающим кто рукой, кто шапкой. Во время коротких двухминутных передышек Александер успевал сделать несколько затяжек из курительной трубки и рассмотреть как следует дома, над которыми вились струйки дыма. Вдали промелькнул шпиль колокольни церкви Сретения Господня[42], потом они проплыли мимо деревень Гранд-Анс и Пуант-Клер. В Пуант-Клер с реки прекрасно просматривалась колокольня местной церкви и мельница, которая, казалось, махала им на прощание своими скрипучими крыльями. Пятнадцатью милями ниже местечка Сент-Женевьев их ожидала встреча с первым серьезным препятствием – порогами Сент-Анн. Здесь ван дер Меер и намеревался заночевать.

Вытащив свою часть груза на берег, Александер без сил повалился на песок. Он больше не чувствовал рук, от многочасового сидения мучительно болели ноги. Что до поясницы, то ощущение было такое, будто по ней пробежало стадо коров. Выбрав положение, доставлявшее наименьшую боль, он рассеянно наблюдал за товарищами. Неподалеку от него юноша по фамилии Шабо носил ведром воду из реки. Бывалые же вояжеры, раздевшись до пояса, с хохотом обливались водой. Самый пожилой из них, Дюмэ, выглядел весьма внушительно. Его крепкое коренастое тело было покрыто татуировками темных тонов в виде фигурок зверей, грудь и плечи густо поросли волосами. Подождав, когда Шабо вернется к берегу с ведром, он плеснул на него водой. Юнец с ругательством на устах отпрыгнул в сторону. Ему было всего восемнадцать, и слабаком он не выглядел, но риск, что из-за юного возраста и наивной мальчишеской задиристости он станет в команде козлом отпущения, был очень велик. Что-то подсказывало Александеру, что первая стычка близка. И он не ошибся.

– Чертов дохлый пес! – выругался вслух Шабо.

– Что ты сказал? – взвился старший. – Повтори, и я тебе все зубы повыбиваю!

– Я сказал… Ай! Ай! Я плавать не умею!

Конец фразы утонул в бульканье. Александер усмехнулся. Зажав голову Шабо под мышкой, Дюмэ рухнул в воду, увлекая юношу за собой. Почувствовав, что рядом кто-то стоит, Александер оглянулся. На него, улыбаясь, смотрел невысокий рыжеволосый мужчина в круглой помятой фетровой шапке и с металлическим клювом на месте носа. В руке у него была фляга с ромом[43]

, и он то и дело из нее отхлебывал. Александер узнал Эбера Шамара по прозвищу Призрак.

– Нашего Дюмэ лучше не злить! – заметил рыжеволосый Шамар с кривой усмешкой. – Ты его плечо видел?

Полустертый рисунок у Дюмэ на плече – геральдическую лилию – Александер и вправду успел заметить.

– И что?

– Клеймо он получил за то, что подделал «карточные деньги». Ему тогда было всего пятнадцать. Хвалится, что вырос в тюрьме. Крепкий орешек! С таким лучше не ссориться, и уж тем более не поносить последними словами!

– Постараюсь этого не делать.

Пунцовый от злости и мокрый Шабо, что-то бормоча себе под нос, выбрался на берег, схватил ведро и под общий хохот убежал. Свой сегодняшний урок он усвоил.

– Малыш прошел обряд посвящения! Все новички через это проходят, каждый по-своему, – пояснил Призрак, с мечтательным выражением глядя на озеро.

После недолгой паузы он продолжал:

– Настоящий поход начнется завтра, а сегодня – это так себе, увеселительная прогулка… Вечером старина Жомэ устроит для нас пирушку, а потом мы пойдем в часовню за благословением. Думаю, тебе понравится, – заключил он все с той же лукавой усмешкой.

– Жомэ?

– Жозеф-Эмэ Баби, наш повар! Для краткости мы переименовали его в Жомэ. Здесь у каждого есть прозвище. Меня кличут Призраком, тебя… – Он задумался. – Что ж, Дикарь подошло бы тебе больше всего. Или, может, Великан? Для вояжера ты, приятель, высоковат. В лодке с такими длинными жердями, как твои, сидеть ох как непросто… Но, сказал я себе, если уж Голландец его нанял, значит, у него есть на то причины. Парень ты, похоже, крепкий. Может, и доживешь до конца контракта…