Читаем Река времен. Портной полностью

– Да кто ж знает? Говорила что-то, только я по-ихнему, по медицински не бельмеса не понимаю. Вон пилюли выписала какие-то. Попью, вроде как полегчает, а потом опять все то же. То бок правый болит, а то все нутро так схватит, что и вздыхнуть не могу. Насть, ты спустись в погреб, сальца да солонинки принеси. А сперва-то в огород, пока не стемнело, огурчиков, помидор да зеленухи какой набери. Давай-ка доча, стол надо накрыть. Что ж не сообщил, что едешь-то? Я бы гусака зарубила, да пирог затеяла.

– Да не суетись ты, Анютка. Не гостевать я приехал, по делу. Ты мне лучше молочка парного налей. Сто лет не пил.

Анна кивнула Насте, та тут же принесла из чулана дяде кринку с молоком, накрытую марлечкой и большую кружку.

– На-ка вот тебе подарочек от меня. – Николай вынул из-за голенища сапога холщовый кошелек и вытащил из него сторублевку.

– Да что, ты, братец! Такие-то деньжищи!– ахнула Анна. – Да и не обедняли мы покуда. Петруша довольствие казацкое получает. Живем – грех жаловаться. Девчонки вон и в гимназии учатся на царевом обеспечении…

– Бери, бери. Раз даю, значит есть с чего. Заказ выгодный был, и заказчик не из бедных попался. Мабуть и вы когда мне чем поможете. Девчонкам обновки какие справишь. Им сейчас много чего надобно, не то, что моим ребятам. Тебе сейчас деньги в самый раз придутся, – хитро подмигнул Николай.

– Это ты о чем? – не поняла Анна.

– Да это я так, к слову. – Отмахнулся Николай. – Ох, и девки-то у тебя хороши получились! Красавицы! – наливая молока, похвалил Николай.

– Ну, спасибо тебе, братец за такой подарочек. Царский прямо.А девчонки что? В баушку, знать, пошли. Баушку-то нашу – гречанку, помнишь, поди? Ай не зря же дед ее с какой-то Крымской экспедиции умыкнул! Всю нашу породу красотой одарила.

– Дед наш, видать еще тот ходок был! Ты-то вон в молодости тоже какая красавица была! Отбою от парней не было. Еле поспевал отбивать твоих женихов, – захохотал Николай.

– Ты чего несешь при девчонке-то? Еще подумает про мать невесть что.

Настя, накрывавшая на стол, и вправду прислушиваясь к разговору, удивленно взглянула на Анну.

– А что я сказал? Что красавица была, так ты и теперь, не дурнушка, а уж девчата у тебя – всем на зависть.

– Вот я и думаю, а не зависть ли чужая меня грызет-то? Может, кто сглазил?

– Меньше думай про то, и никакой глаз не прицепится.

– Мама-то как? – вздохнула Анна. – Не хворает?

– Да как? По-стариковски. То руки болят, то спину ломит, но так еще ничего, молодцом держится. Я, говорит, еще правнуков, должна дождаться.

Тут подоспели и Петр с Нюсей.

Нюся принялась помогать младшей сестре, и вскоре на столе уже дымилась в чугунке картошка, распаренная в печи и смачно политая шкварками с луком. На одной тарелке розовели ломти сала, аппетитно лоснясь закопченной корочкой, а на другой чинно и чопорно улеглась сухая солонина. Зеленые пупырчатые огурчики нежно жались к стыдливо краснеющим помидорам в миске. Отдельной горой на доске лежали зеленый лук, молодой чеснок, укроп и петрушка, поблескивая бриллиантами колодезной воды. С самого края стола на блюде лежала вяленая и копченая рыба, покромсанная на куски.

– Ну, здоров будь! – обнялись мужчины.

– И тебе не хворать, шурин! А ты что припозднился-то? Паровоз-то уже давненько прошел.

– Да в станице Кавказской задержался. По кузнецам ходил. Товар искал. Мужик мастеровой заказал штуковину одну, а я нигде отыскать ее не могу. И сделать никто не берется. Вот я заодно и попытал счастье. Мабуть, у вас кто сделает.

– Ну и как?

– Сговорился с одним кузнецом, к завтрему обещался сделать.

Николай, родной брат Анны в Екатеринодаре держал скобяную лавку.

– Ты-то сам как? Все на службе?

– А куды ж еще мне деваться? – уныло махнул рукой Петр.

– Уходить не надумал?

– Да думку энту еще с пятого году держу, когда нас против свово же народу бросили1. Поверишь, я ведь тогда чуть умом не тронулся после этакой кровищи. Много чего передумал. После того и в депо ходил, про работу узнавал. Только там все больше мастеровой народ нужен, а я что? Только шашкой махать, да землю пахать обучен. Подмастерьем идти в мои годы вроде как не пристало, да и семью не прокормить. А тут еще и атаман пригрозил, что землю отберет, коли из казаков подамся. А куды ж нам без землицы-то? Эх, видать, на роду мне написано до смерти из казаков не выбраться. Ну, да что уж там, разговорами сыт не будешь, давай-ка, брат, за стол. Как говорится, чем богаты…

–Рыбка-то своя никак? – хитро прищурившись, поинтересовался гость.

– А то чья же? – гордо приосанился Петр.

– Эх, порыбалить бы! – позавидовал Николай. – Давненько я ушицы не едал. Да еще с костерка бы…

– А что, пошли, что ли? С утра и спроворим. У меня тут недалече место одно прикормлено. Вот и лодку ко времени просмолил, как знал, что приедешь. Караси там – во! – развел Петр руки чуть не на метр.

– Ну, это ты, брат, загнул, – засомневался Николай.

– Ничего не загнул. Завтрева сам увидишь…

– Будя вам, рыбаки, – остановила их Анна. – Садитесь вечерять, а то картоха простынет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза