Рекенштейны

«Лучше умереть с голоду, чем обратиться к нему, — говорила себе Лилия, возвращаясь домой, взволнованная и с пылающим лицом, — и напоминать о себе этому недостойному человеку, который в течение четырех лет не позаботился узнать о несчастной молодой сироте, как бы забыв, что она его законная жена». Да, душа красавца Танкреда более безобразна, чем была безобразна ее наружность. И он заслужил, чтобы она втоптала в грязь имя Рекенштейна, которым он гордится.

Прошло более двух недель, а от банкира не приходило никаких известий. Лилия уже думала послать в газеты объявление или же обратиться в бюро, доставляющие места, как однажды утром месье Сальди пришел сообщить молодой девушке, что нашел ей, через посредство одной родственницы его жены, очень выгодное место.

— Эта родственница, — сказал он, — друг детства компаньонки баронессы Зибах, молодой вдовы, принадлежащей к лучшему обществу. Бедная девушка, занимавшая эту должность, страдает глазами, что вынуждает ее к полному бездействию. По просьбе моей жены, вас рекомендовали и, так как вы отвечаете всем требованиям, то есть, так как вы музыкантша, достаточно сильны в живописи, чтобы помогать в случае надобности в рисовании, и говорите на разных языках, то баронесса согласилась вас взять. Жалованье очень хорошее, и обращение, как говорит кузина, не оставляет ничего желать.

— А где живет баронесса?

— Летом в своем поместье в Силезии, зиму, кажется, в Берлине. Но ведь этот вопрос второстепенный.

Лилия с минуту колебалась. В Берлине служил Танкред. Впрочем, это не важно, так как в таком обширном городе можно было прожить десять лет, не встретясь ни разу. И если бы даже он ее увидел, то не мог бы узнать. Итак, Лилия заключила условие, и было решено, что она уедет через две недели.

Грустная, но непоколебимая, молодая девушка делала необходимые приготовления к отъезду. Она не создавала себе иллюзий, так как хорошо знала, как горек трудовой хлеб и как много скорби и унижений ожидало ее.

Усердно помолясь над могилами отца и своей преданной наставницы, Лилия оставила Монако. Мрачная покорность судьбе наполняла ее душу. Прошлое умерло, будущее было темно, как грозовая туча.

* * *

После нескольких дней путешествия, невольно рассеявшего ее немного, что благотворно подействовало на ее настроение, Лилия приехала в поместье баронессы Зибах. Это был красивый, большой, комфортабельно устроенный дом, окруженный садом. Немного отдохнув и переменив туалет, молодая девушка сошла вниз, чтобы представиться баронессе.

Ее ввели в большой зал, выходящий на террасу. У стола, загроможденного книгами, журналами и мелкими дамскими рукоделиями, сидела красивая молодая женщина, лет двадцати трех, очень смуглая, отчасти итальянского типа; ее черные большие влажные глаза, полные огня, устремились с видимым удивлением на прелестное лицо новой компаньонки, которая поклонилась ей скромно, но с изящным благородством.

— Милости прошу, мадемуазель Берг. Мне говорили о вас много хорошего, — сказала приветливо баронесса. — Садитесь, пожалуйста, и побеседуем. Но я вижу, вы в трауре; вы лишились кого-нибудь из близких?

— Да, баронесса, я схоронила тетушку, воспитавшую меня, в ней я потеряла моего последнего друга, так как я круглая сирота.

— Как это печально! — промолвила с участием мадам Зибах; но заметив, что речь об этом производила тяжелое впечатление на молодую девушку, перевела разговор на искусство, литературу, поэзию, заявив при этом, что сама она отчасти поэтесса и собирается издать сборник баллад и народных песен.

— Надеюсь, что вы будете хорошо чувствовать себя здесь. У меня характер очень миролюбивый, и вы мне очень нравитесь, — присовокупила мадам Зибах со свойственной ей живостью. — Мне бы следовало дать вам отдохнуть сегодня, но мне так хочется услышать вашу игру на рояле, а потому я помучаю вас немножко, попрошу сыграть что-нибудь.

— Я не устала, баронесса, и буду очень счастлива, если мои слабые таланты удовлетворят вас, — отвечала Лилия с милой улыбкой. Простое приветливое обращение молодой женщины производило на нее самое приятное впечатление. Она так боялась, что к ней будут относиться, как к горничной.

Артистическая игра новой компаньонки вполне удовлетворила баронессу, и она объявила, смеясь, что если другие таланты ее таковы, как этот, то ей придется радоваться, что болезнь глаз заставила мадемуазель Генриетту Штребер оставить ее. Разговор был прерван приходом няни с сыном баронессы, мальчиком лет трех; вслед затем пошли пить чай на террасу.

Добрые отношения, установившиеся с первого вечера, улучшались с каждым днем. Молодая женщина становилась все более и более довольна, а Лилия, умная и проницательная, очень скоро поняла, чем она может ей нравиться.