Реки

Мы совсем изнемогли от постоянных станций, остановок и отставаний от и без того тягучего графика движения. Жара стояла оглушающая. Со станций, на которых мы стояли особенно долго, мы из шалости и развлечения ради посылали телеграммы. Помню, мы долго простояли в городе Сызрань. Меня забавляло название, и я отправил своим знакомым несколько телеграмм из этого незнакомого мне города. Одна была такая: «Подозреваемые вами люди в городе Сызрань не проживают», другая такая «Благодарим спасение детей тчк Сызраньский ОСВОД», и какие-то другие. В общем, мы пытались развлечься, как могли. Пиво в нас уже не заливалось. Пахло от нас так, как от каких-то очень пахучих животных. Купе наши стали похожи на лежбища этих самых животных. Волосы на наших головах были как проволока. Но все равно нам было весело, мы ехали отдыхать, и несмотря на то, что уже был август, все лето казалось еще впереди. Мы же ехали на юг.

И вот так мы ехали, и наш поезд в очередной раз остановился безо всякого расписания. Я высунулся в окно, и посмотрел по ходу состава. Вагоны тянулись далеко вперед, и там вдалеке горел красный семафор. Вокруг было чисто поле. Поле было уже желтое. Сухие колосья кругом, с островками каких-то сорных голубых цветов. У железнодорожного полотна и возле нашего вагона оказался маленький дощатый полустанок, длиной с один железнодорожный вагон. К полустанку вела через поле извилистая дорожка. На полустанке стоял мужичок, довольно высокий, худой и сутулый дядька. На голове у него была какая-то светлая выгоревшая фуражечка, одет он был в светло-серую рубаху, с закатанными выше локтя рукавами, рубаха висела на нем навыпуск, ниже были видны коричневые брюки, и я не помню, что у него было на ногах. Но все чистое и поглаженное. На брюках даже виднелись стрелки. На досках ветхого полустанка у ног мужичка лежал большой холщовый мешок. Дядька курил папиросу и с любопытством, щурясь от дыма, рассматривал большой поезд дальнего следования, который явно случайно там остановился и был ему в диковинку.

Я лежал на своей верхней полке, высунулся в окно и разглядывал мужичка. Так же делали многие…

– Дед, чем торгуешь? – спросил я, каким-то не особенно свойственным мне образом. Мне казалось, что так обратиться будет проще и как бы народнее, что ли.

– Да ничем, сынок, – сначала пожал плечами, а потом ответил дядька, – еду только торговать.

– Так давай, садись, а то поезд уйдет! – сказал кто-то из другого окна.

– Не-е-е, куда там! – ответил человек с полустанка. – Вы-то вон куда едете, а я в район на базар. Щас дизель подойдет, и поеду, – он говорил немного смущенно, но улыбался.

– А чё в мешке-то, дед? – послышалось еще откуда-то. – Кота, небось, везешь продавать?

– Лапти, ребята. Лапоточки, – услышали мы.

– Покажи, а! – крикнул я.

Он нагнулся, медленно развязал мешок и достал пару настоящих лаптей с длинными плетеными вязками. Лапти были настоящие, такие, в каких Емеля ездил на своей печи, и даже еще более настоящие.

– Ух ты! – восхитился я. – Продай, дед.

– Да покупай на здоровье, только зачем они тебе?

– Погоди, дед, – крикнул я. – Я сейчас.

Я соскочил с полки, схватил деньги и побежал к выходу из вагона.

– Куда, куда? – закричала проводница в тамбуре. – Сейчас поедем уже.

– Я мигом, мне надо, – крикнул я, проскочил мимо нее и спрыгнул на полустанок. – Ну дед, давай, сколько стоят твои лапти?

– А какая у тебя нога?

– Да какая разница, давай любые.

– Погоди, погоди, сынок, – он внимательно посмотрел на мои ноги и полез в свой мешок. – Сейчас.

– Дед, да давай любые уже, а то поезд уйдет, – торопил я.

– А дамских у вас нету? – кричали наши девчонки из окна вагона и смеялись.

– Вот, – наконец сказал дяденька, достал аккуратные лапти и протянул мне. – С тебя, сынок, (тут он сказал какую-то совсем маленькую цену, ну, например, три рубля, я не помню точно).

– Отлично! – сказал я, представляя, как повешу эти лапти на стенку у себя в комнате. – Вот, держи, – и я протянул ему купюру (ну, например… десять).

– Ой, у меня сдачи не будет, я еще не наторговал, – сказал тот в ответ.

– Все, давай в вагон, зеленый дали, – крикнула мне проводница.

Я растерялся и не знал, что делать.

– Возьми еще, – засуетился мужик, – пригодятся, может быть.

– Давай, бери весь мешок, – кричали мои приятели, – потом еще наваришься…

– Да не надо, дед. Мне одной пары достаточно, – засмущался от всего этого шума я.

– Так сдачи-то нету, – растеряно твердил дядька.

– Да брось ты, – махнул рукой я, – ерунда.

– Как это брось? Такие деньги! Мне не надо! – даже испуганно быстро ответил он.

Тут поезд лязгнул вагонами, натянулся и тронулся, я со своими лаптями добежал до подножки и вскочил на нее. Наш вагон был последним…

– Да как же?! Возьми деньги, сынок! Лапти себе оставь, на здоровье, – услышал я и оглянулся. Дяденька быстро шагал по полустанку за медленно ускоряющимся вагоном. Он шел с протянутой рукой, в которой были деньги.

– Отец, оставь себе! Все нормально! – крикнул я.