Реки Вавилона

Интересно, откуда Бург знает о том, что Каплан ушел? Кто-то сообщил? Может быть, Ноеминь Хабер. У Бурга имелись сторонники.

— Ты знаешь, не так далеко отсюда, в местечке под названием Кут-эль-Амар, во время Первой мировой войны турки окружили целую британскую армию. — Хоснер закурил сигарету. — У осажденных кончилась еда, а осада длилась несколько месяцев. Британские войска, отправленные на помощь, подошли почти на километр к Кут-эль-Амару, но турки снова и снова отбрасывали их назад. Ослабевшие от голода, окруженные вынуждены были сдаться. Командующего британскими войсками обвиняли главным образом — об этом сообщалось в докладе Военного министерства Великобритании — в том, что он не предпринимал вылазок и налетов на окружавшие их турецкие войска. Доклад призывал покончить с тактикой неподвижной обороны и рекомендовал вести гибкую и мобильную оборону. Не отсиживаться за стенами. Огонь и маневр. Современная военная наука согласна с этим. А почему ты не согласен?

Бург выдавил из себя смешок.

— С трудом улавливаю параллель с нашим положением. Где Каплан? На склоне?

— Параллель на самом деле есть, и тактика активной обороны хороша как в Кут-эль-Амаре, так и в Хартуме и Вавилоне. Кстати, о Хартуме, Бург, не забывай, что спешившие на помощь осажденным британские войска опоздали всего на один день, но это уже не воскресило ни генерала Гордона, ни его людей, ни мирных жителей. И если к нам не придут на помощь в течение нескольких часов, то нас ожидает такая же участь. Пока мы сидим здесь и никто не пытается разорвать нас на куски, мы убаюкиваем себя ложным чувством безопасности. Но, когда этот склон огласится криками жаждущих крови ашбалов, тогда мы все начнем говорить: «Почему мы не сделали это? Почему мы не сделали то?» Так вот, я заявляю тебе, Бург, что любая отчаянная попытка с целью выиграть время стоит риска.

— Куда он пошел? К воротам Иштар?

— Нет. Только вниз, к внешней городской стене. Они пойдут этой дорогой.

— Почему ты так уверен?

— Все тактические проблемы имеют ограниченное число решений.

— Когда мы вернемся, я устрою тебя на работу в военную академию.

Хоснер прислонился спиной к стенке траншеи и закрыл глаза, продолжая курить.

— Когда мы будем разбираться с Бернштейн и Аронсон? До или после твоего собственного трибунала?

Хоснеру надоело терпеть подобные насмешки, он подался вперед и схватил Бурга за грудки.

— Не выводи меня, Исаак, а то плохо будет тебе, а не мне. Если дело дойдет до голосования, они проголосуют за любого негодяя, который вытащит их из этого безумия, а не за эрзац-негодяя вроде тебя и не за горлопана вроде Вейзмана. Так что не мешай мне. Я уйду с твоей дороги… и из твоей жизни… очень скоро.

Бург опустил голову, уставившись на мерцающий огонек трубки.

— Я не доверяю тебе, Иаков. Любой, кто считает, что победы и поражения тесно взаимосвязаны, является человеком, который при игре в «блэк-джек»[12] требует еще карту, хотя на руках у него и так уже двадцать очков. У себя в разведке мы так не играем. Мы останавливаемся на минимуме очков в обмен на минимум потерь. И никогда не пытаемся набирать больше, если это грозит большими потерями. Ты один из крупных азартных игроков, но тебе не следует рисковать жизнями других людей. Даже жизнью одного человека — Моше Каплана, храбреца…

— Ты просто чертов лицемер, Бург. В своей жизни ты проделывал штучки и похуже. И не притворяйся, что ты не рад тому, что я попросил Добкина отправиться за помощью. Ты знал, что эта затея почти наверняка обречена на провал, но это тебя, похоже, не очень огорчило.

— Это совсем другое дело. Добкин профессионал. А профессионалы знают, что такой момент однажды наступит в их жизни.

— Но от этого не легче ни ему, ни мне. Думаешь, я с радостью посылал их обоих?

— Этого я не говорил. И не ори так. Я лишь играю роль адвоката дьявола.

— Да не нужны мне ни дьяволы, ни их адвокаты. Я просто делаю то, что считаю необходимым. И уповаю на Господа, и надеюсь, что люди в Иерусалиме и Тель-Авиве забыли о своих планах и теориях, потому что если они не пожелают пойти на большой риск, когда выяснят, где мы, то мы обречены.

Бург посмотрел на склон и заговорил убежденным тоном:

— Что ж, лучше умереть, если наше освобождение станет причиной новой войны или отмены мирной конференции.

Хоснер понял, куда клонит Бург. Он хотел пожертвовать ими всеми ради того, что считал высшей целью. Бург предпочел бы, чтобы они тихо и отважно умерли, но только бы не стали орудием в руках противника, с помощью которого тот сможет поставить Израиль в затруднительное положение. Но ведь и сам Хоснер готов был пожертвовать Капланом, собой или кем-то еще ради достижения высших целей.