Рекламщик в ссылке для нечисти

Над ним склонилась женщина… нет, пожалуй, всё-таки старуха. Лицо тёмное, на первый взгляд моложавое, потом стала заметна густая сеть морщин. На голове платок, красный, яркий, а из-под него выбиваются седые пряди. На груди бусы лежат рядами, тоже красные, а платье чёрное.

— Добейте меня, — прошептал Василий, сложил руки на груди и закрыл глаза.

— Не придуривайся, — сурово сказала старуха. — Поднимайся, да идём ко мне в дом. Руки-ноги у тебя целы, остальное поправим.

Василий открыл правый глаз. Все смотрели на него, так что, делать нечего, пришлось подняться. Мудрик взял его под правую руку, Марьяша под левую, и так пошли не спеша. Василий теперь тоже хромал и проклинал всё на свете, особенно самого себя за глупую идею съехать с горки. Лучше бы он остался дома и делал правки, вот честное слово.

А направлялись они в тот самый дом между лесом и кладбищем, и Василий даже думать не хотел, кем окажется эта старуха. Впрочем, он как следует приложился головой и особенно думать и не мог.

Он только надеялся, что ему дадут холодный компресс и полежать. Больше он уже в этой жизни ничего не хотел.

Глава 5. Василий составляет план

Старуха шла первой, и Волк держался рядом с ней, то забегая вперёд, то останавливаясь, чтобы понюхать что-то на земле. Ясно, чем интересовался: коровьими лепёшками. Но у Василия даже не было сил его шугнуть.

Мудрик молчал, только шмыгал носом, зато Марьяша причитала:

— Ой, лишенько, что ж ты неразумный такой! Ведь сказывали же тебе, граница — нет, скакнул, расшибся… А ежели б убился?

— А мне, может, и надо убиться, — мрачно ответил Василий. — Ты лучше другое скажи: значит, этот Казимир — такой сильный колдун, что выставил границы, за которые не пройти?

— Он и поболе того может!

Марьяша огляделась, как будто боялась, что Казимир залёг неподалёку, в загаженной коровами траве, и подслушивает. Потом потянула Василия за руку, заставив его наклониться.

— Нешто, думаешь, домовых так легко с места погнать? А водяниц, а лозников? Что там, в нашем лесу двое леших уживаются, один тутошний, а другой пришлый. Нету дружбы промеж ними, так порою лес ломают, так ломают… Невиданное это дело — лесного хозяина из родных мест выжить, ведь лес — это он сам и есть! Как такое возможно? Нет у нас ответа.

— А что, в вашем царстве всего два леса было? Если он всех сюда гнал, почему леших только двое?

— А он, Вася, — совсем уж испуганно зашептала Марьяша, — говорят, изводить нечистую силу умеет. Совсем. И кто сбежать не успел, а сюда своею волей не пошёл, тех он… Понимаешь?

Василий понял.

— Круто, — сказал он и задумался: а может, у этого бреда есть особая логика, бредовая? Может, это вроде квеста, и нужно не через границы ломиться, а придумать, как пройти?

Вот этот колдун, к примеру, мог бы его вернуть домой?

— А Казимир этот ваш сюда приезжает вообще? — спросил Василий.

— Как же! Да на что ему это? В Белополье он сидит, в стольном граде. Была ему охота сюда соваться!

— Окей, никто не говорил, что будет легко, — пробормотал Василий.

Он заметил под ногами тропку, неширокую, но хорошо утоптанную, как будто кто-то часто ходил мимо кладбища к озеру — уж не костомахи ли?

Василий с подозрением взглянул на холм, но там всё было тихо. Неподвижно стояли серые камни, грубо отёсанные. Какие-то вытянутые, как столбы, какие-то квадратные, кверху чуть шире, и все накренились то вбок, то вперёд. Попадались и округлые валуны, которым, похоже, не придавали форму, а как нашли, так и поставили.

Вот и дом старухи, такой же тёмный и обветшалый, как избы в деревне. Его оживляла земляная крыша, поросшая ярким мхом и редкими пучками длинных трав с метёлками на концах, которые гнул ветер.

В доме, несмотря на открытые окна, было мрачно. Может, как раз потому, что два окна из трёх выходили на кладбище. Топилась печь, такая же нескладная, как и у старосты, тоже без трубы.

— У вас что, мастеров нормальных нету? — спросил Василий, моргая заслезившимися глазами. — Кто же так печи ставит! Весь дым в комнату идёт. Нужно приделать трубу, чтобы дым выходил наружу.

— Каков умник! — хмыкнула старуха. — А от гнуса как спасаться будешь? Ишь, печной мастер нашёлся.

И она, убрав с лавки какую-то резную доску на ножке — на её верхушке, на зубцах висело волокно, — пригласила гостей садиться. Сама захлопотала у печи, что-то у неё там варилось в горшке.

Местным, похоже, было вообще плевать на комфорт. Ни кроватей, ни кресел, ни диванов — захочешь днём прилечь, так и негде. Только полати и жёсткие лавки, на таких долго и не просидишь. Они, наверное, и не сидели, что им сидеть, если ни интернета, ни телевидения, ни приставки. Книги тоже не почитаешь. Вот только чем ещё заниматься? Даже огородов не держат, и как только не скисли от скуки.

Василий осмотрел дом: вот, может, кружки и тарелки вырезают из дерева. Горшки лепят. Грибы на нитку нанизывают, травы сушат. Одеяла из лоскутков шьют. Вот эта доска с волокном — прялка, что ли? Прядут. И всё? И вот так всю жизнь?

Тут он понял Тихомира, который варит медовуху и пьёт с чертями. Что ещё, и правда, делать?