Рекуперация

Гена похлопотал перед отрядником и Соболев переехал на верхнюю шконку над бывшим ленинградским коллегой. Со временем Виктор узнал от приятеля подробности его дела. История следующая: молодая жена Березовского ждала ребёнка, это было заметно по фигуре, но не спасло от молодых ублюдков, напавших на женщину в подворотне. Банальная до зубовного скрежета история: с одной стороны ублюдки-насильники, с другой беззащитная женщина. В итоге жена, вместе со здоровьем, потеряла ребёнка. А затем начался кризис в семье и всё покатилось наперекосяк. Через пару месяцев по аналогичному преступлению удалось вычислить преступников. Геннадий упросил смежников из уголовного розыска взять с собой на задержание. В итоге, майор уложил двух насильников и одного ранил. Против Березовского завели уголовное дело, а старшего милицейской группы, в нарушение всех инструкций допустившего сотрудника другого ведомства и заинтересованного лица, уволили. Гена получил за неправомерное использование оружия, приведшего к смерти двух подозреваемых, пятилетку из которой уже год провёл на зоне.

Березовский подсадил приятеля на чифир, продуктовую выписку делили пополам и образовали так называемую "семью", что на зоновском сленге воспринималось без негативного подтекста. Соболев неохотно делился своими грехами, ссылаясь на закрытость. Но по секрету поведал, как удалось соскочить с поезда при этапировании, упустив эпизод с табельным ПМ и удостоверением. Виктор Сергеевич, посчитал, что кража оружия не красит его как офицера, человека чести по определению.

Календарь исправно отсчитывал дни. Через пару месяцев Соболева вызвали в оперчасть. Кум задумчиво разглядывая новичка, молча положил перед ним заявление в Калининский загс от Соболевой Нины Георгиевны. Обращение содержало просьбу отречения от сына, как изменника и предателя. Копия выслана в районный суд. Соболев прочитал бумагу, внутри всё сжалось, за что же так, мама. Посмотрел на пожилого майора с усталыми глазами.

— Что мне с этим делать, гражданин майор?

— Это вопрос скорей к судебно-правовой системе, а не ко мне. Естественно, ни суд, ни загс не принял заявления. В законе не прописана подобная практика. Скорей экскурс во времена сталинских репресий. Тогда это было принято — публичное отречение от родителей, родственников, детей. Поскольку бумага пришла к нам с пометкой "для ознакомления", решил пригласить вас, Виктор Сергеевич. Простите, но ваша матушка застряла в прошлом времени, коль так радикально рвёт связь с единственным сыном. Но у меня для вас ещё одно сообщение. Тут никаких документов. Я поясню, у меня друг служит в вашем ведомстве, так вот на словах передал мне для вас следующее. Полковник Серебряков застрелился в кабинете, когда к нему пришла служба собственной безопасности. Мотив никому не ясен, посмертной записки не нашли. За день до того снят с должности генерал Арефьев. Больше ничего не знаю.

Соболев сидел оглушённый двумя жуткими известиями. Если в случае с матерью подобный эмоциональный поступок как-то объясним, то история с полковником не лезет ни в какие ворота. И ещё ясно, что никакой "шарашки" ждать не придётся. Теперь он отрезанный ломоть, сам по себе — ни матери, ни опекуна. Как бы там ни было, Николай Трофимович, близкий ему человек, которого он знал с детства. С мамой другое, она коммунист до мозга костей, идеолог строя, пропагандист. Отойдёт и простит. Реперь с прошлым его связывает желание отомстить бывшим коллегам, заварившим эту кашу. В клубке событий, без точной информации, можно только гадать, в какой степени, сегодняшние новости стали детонатором смерти полковника. Дикий поступок родительницы оценивал философски: "Видно у меня с мамой генетическая аномалия совершать публичные безумства"

— Спасибо за информацию. Я могу идти?

— Свободны. Впрочем, Соболев задержитесь. Я хотел вас спросить о вашем бригадире Березовском. Какие у вас отношения? Делитесь сокровенным? Какие планы в будущем? Вы должны понимать, это моя работа, стучать не требую, просто расскажите, что знаете. Поверьте вопрос не праздный.

Соболев молча резанул взглядом кума, вот так в наглую интересоваться приятелем, перед эти раздавив его сообщениями о близких. Пауза затянулась.

— Так что, Виктор Сергеевич, поможете мне, а я помогу вам. Подобные истины объяснять не надо?

— Простите, гражданин начальник, мне нечего вам сообщить. Разрешите идти?

25. Серебряков. Нечего терять

На суд Серебряков приходил, когда требовались свидетельские показания. Соболев отрешённо сидел, опустив голову и казалось, что судят кого-то другого. На лице никаких эмоций, взгляд в пол или рассеянный на мать. Нина Георгиевна появилась один раз, бледная с каменным выражением лица и горящим взглядом. Она сдерживалась и это было заметно. В перерыве заседаний Серебряков подошёл к бывшей возлюбленной и попробовал её утешить.

— Не надо, Коля, я всё поняла. Воспитала предателя и террориста. Не лезь ко мне, я разобралась и сделала выводы. Чтобы ты не сказал факты налицо, предатель — мне не сын! Прощай.