Реквием

– Кто бы сомневался! А всё из-за неадекватной оценки своих способностей. – Это Инна осторожно «выстреливает» в адрес обвиняемого одиночным пробным зарядом.

– Многообещающее начало. Шеф пошел в наступление, с места в карьер понёс! – Теперь она тихим шёпотом бросает реплику в адрес Ивана Петровича и с гордым удовлетворением глядит на сидящую рядом лаборантку Лилю.

– Я располагаю если не прямыми доказательствами, то, по крайней мере, косвенными, но вескими, и подозреваю, что вы совершили подлог, изменили условия ТЗ (техническое задание). Факт вопиющий! Попробуйте, насколько возможно, опровергнуть меня. Это глупая выходка или невероятная, неслыханная дерзость? Вы имели целью ввести в заблуждение заказчика или меня? Вы забыли, что утверждённое обеими сторонами ТЗ не подлежит одностороннему пересмотру. Оговоренные условия должны быть выполнены точно и в срок, в противном случае мы лишаемся зарплаты. Наше положение в этом плане и так незавидное, а по вашей вине может сделаться просто невыносимым.

Иван Петрович сердито повел могучими плечами и продолжил сбивчивый обвинительный монолог, больше похожий на попытку защитить бестолкового сотрудника.

– Может быть, правила писаны не для вас? А вдруг заказчик поднимет невообразимую шумиху или задним числом, подобно вам, начнёт утверждать, что его мнение на счет ТЗ расходится с нашим? Да мало ли что может придумать, наговорить, предпринять.

Опрометчиво вы поступили, поставили нас перед клиентом в глупейшее положение, почву из-под ног выбили. Ввернул бы я сейчас крепкое слово в ваш адрес, да присутствие женщин не позволяет. Я, признаться, не ожидал от вас такого, вы всегда производили впечатление серьёзного человека. Значит, я приписал вам качества, которыми вы не обладаете.

Вы не созрели быть руководителем даже малого звена. Не зря говорят, что если человек не меняется в лучшую сторону, значит, его повысили до уровня его некомпетентности.

Я хотел сначала поделиться своими опасениями с директором института, что я имею обыкновение делать, но счел уместным предварить свой визит к нему обсуждением вашего поведения в коллективе. Чтобы другим неповадно было.

Извольте объяснить, как могло случиться, что вы до сих пор не сделали ни малейшей попытки обосновать свои действия и принять меры по устранению последствий своего необдуманного шага?

Чего вы добивались своим молчанием? Что побудило вас солгать? Будьте так добры сообщить нам, кто вас подстрекал к этому? Почему я должен подталкивать вас вопросами? Не томите мне душу, рассказывайте.

«Умный человек, когда дело касается технологии, но стоит ему заговорить…» – кривит губы Инна, всеми силами сдерживая желание вслух высказать своё недовольство.

– Ивонов, вы осознаёте положение, в котором оказались? Что это – случайность или ваша некомпетентность? Я полагаю, что только очень уж необычайное стечение обстоятельств могло толкнуть вас на такой шаг. Обрисуйте нам истинную ситуацию, восстановите картину событий. Пожалуйте на ковёр! – возвышает голос Иван Петрович, демонстрируя свою власть.

Он ещё долго нанизывает гневные фразы, а Елена Георгиевна беззлобно усмехается про себя, непроизвольно постукивая при этом по крышке стола кончиками длинных нервных пальцев: «До чего же в нём чувствуется прирожденный наставник! И эти краткие чёткие повторы одной и той же мысли с легким привкусом однообразия тоже выдают в нём педагога. Методично вдалбливает.

Шумит, пар выпускает. Чересчур резко обрушился шеф, рано вышел из себя. Смотри-ка, удила закусил. А ведь за ним прочно укрепилась репутация добряка, хотя он волен делать всё, что ему заблагорассудится. Права теперь такие руководителю даны: хочу – казню, хочу – помилую. Видно, достал его Ивонов, капитально испортил настроение. Но шеф не ищет на ком сорвать гнев, а долго и добросовестно распространяется о побочных обстоятельствах, имеющих очень отдалённое отношение к обсуждаемой теме, чтобы убаюкать себя. Выговаривается, выплёскивает раздражение на пустяках. Пытается таким способом вернуть себе душевное равновесие. А может, ещё и вчерашний звонок из Москвы раскрутил ему нервы?»

– Пошумит, пошумит да на том и успокоится. Но какие кружева плетёт! Страдает неумеренным словоизвержением, – тихо в пространство бурчит Инна, нисколько не заботясь о последствиях своих слов.

«Иван Петрович слабый руководитель? Далеко не идеальный, тем более для этой жизни. Мы с ним в этом плане схожи. Но человеческие качества перебивают его недостатки как администратора и, может, даже в чём-то компенсируют, – автоматически оценивает Елена Георгиевна своего шефа.

На «лобное» место – рядом с обшарпанной кафедрой – выходит пристыженный, красный, вспотевший Ивонов. Это огромный тридцатилетний мужчина, водоизмещением не менее ста сорока килограммов, круглолицый, черноволосый. Правда, количество волос на его голове уже приближается к стадии полного исчезновения. Стоит грузно, расставив ноги, глаза потупил, на губах неуверенная оборонительная улыбка. (Зевота одолевает смотреть на него.) Мялся, мялся, наконец заговорил: