Реквием машине времени

Тая молча кивнула и облизнула сухие губы. Она устала, хотела пить и есть, и призрак голода поманил Ивана из темноты костлявым пальцем. Пить и есть было нечего, а до пролома в стене, через который они проникали в этот коридор и который таил хоть какую-то надежду, было не меньше двадцати пяти километров — пять-шесть часов ходьбы.

Но они смогли продержаться на ногах лишь два часа, дальше идти у Таи не хватило сил. Иван решил хоть немного поспать, устал он тоже изрядно, да и есть хотелось просто зверски. Сон должен был немного подкрепить их.

Постелили на полу у стены куртку Ивана, легли и накрылись зеленой штормовкой Таи. Девушка уснула мгновенно, доверчиво прижавшись к Ивану и положив голову ему на грудь. Несмотря на усталость, Иван долго не мог заснуть. Так и сидел, обнимая Таю, чувствуя пьянящую близость горячего девичьего тела и какую-то восторженную нежность к этой красивой, умной девушке, сумевшей сохраниться неизбалованной в век быстрых знакомств и расставаний без сожалений. Ему нравилось, как она говорит, ходит, улыбается, нравилось, что она понимает все с полуслова, не жалуется на усталость и голод, что она доверчива, как ребенок, и при всем при том умеет вести себя в любой обстановке. Но Иван не знал, какие чувства испытывает к нему Тая. Она была ровна, дружелюбна — и только. Несколько часов в этом странном и мрачном подземелье сблизили их больше, чем две недели у паучьего конуса в Брянском лесу, но что будет дальше, Иван гадать не хотел. Не удержавшись, он коснулся волос девушки губами и уснул, готовый защищать ее от любого врага…

Проснулся он от боли во всем теле. Тая спала в том же положении, ее волосы щекотали ему шею. Он осторожно переменил позу, посмотрел на часы: прошло всего два часа. Оглядел пустой коридор — никого — и тут же снова уснул. И даже ежечасный гул и дрожь пола не могли их разбудить. Лишь через пять с половиной часов они проснулись окончательно.

— Ты знаешь, — сказала Тая, поворачиваясь к нему лицом, — мне было так уютно и тепло! И снилось, что ты меня целовал.

— Мне тоже, — пробормотал Иван, разминая затекшую руку.

— Что тоже? — Тая засмеялась. — Что уютно или что целовал?

— Ничего не снилось, — с сожалением признался он. — Но я бы не отказался…

Она мгновение смотрела ему в глаза, потом наклонилась, быстро поцеловала и тут же вскочила.

— Вставай, соня! Проспишь с тобой все на свете! Я такая голодная, что, если ты еще раз уснешь, я тебя съем.

Немного приободрившись, они снова тронулись в путь. По расчетам Ивана выходило, что они провели в залах и коридорах подземелья уже более семнадцати часов. «На воле» — где именно, Иван представлял смутно, скорее всего в Брянском лесу, — была, должно быть, ночь.

Вскоре они нашли знакомый пролом в стене, сквозь который выбрались в коридор. Иван первым полез в темноту, держа наготове свою «дубинку».

Вертолет, из которого выпала Тая, был на месте, ничего в этой комнате не изменилось. А вот вертолета Ивана в зале без потолка не оказалось. Иван обыскал весь зал до самых глухих тупиков, но не нашел следов.

— Все! — сказал он горестно. — Я больше ничему не удивлюсь! Присниться он мне не мог, потому что вот фонарь из него, а утащить его отсюда невозможно, в проломы и щели он бы не пролез. Может, пауки разрезали его на части?..

Тая молчала. Ей было не по себе, и она то и дело посматривала на подрагивающую серую пелену, нависшую над залом вместо потолка.

Снова выбрались в комнату с пультами, потом в первый коридор, более узкий, чем тот, по которому отшагали с полсотни километров в оба конца. Этот коридор пострадал гораздо больше и местами был завален обломками рухнувших стен или останками каких-то непонятных аппаратов и машин. Двери здесь шли группами то с одной, то с другой стороны, и почти все были распахнуты, открывая взору разгромленные комнаты, залы, клетушки и боксы. В одной из комнат им впервые повстречался паук, перепугав Таю. Он выпрыгнул из угла, светя глазами, взбежал на холм белых цилиндров, скрипуче крикнул, вернее, даже не крикнул, а кашлянул и исчез в какой-то щели, прежде чем Иван успел что-нибудь предпринять.

Тая отпустила плечо Ивана, виновато посмотрела на него.

— Знаешь, я, наверное, к ним не привыкну. А глаза, ты видел его глаза?

Я проснулся в ночной тишине,

И душа испугалась молчания ночи.Я увидел на темной стенеЧьи-то скорбные очи.

Иван продекламировал стихи и грустно посмотрел на девушку.

— Что-то скорби в них я не заметила, — фыркнула Тая. — Ты любишь Блока?

Иван улыбнулся.

— А кто его не любит?

— Я отношусь к нему спокойно. Но тебя понимаю.

— Если говорить об «очах», то мне, честно говоря, больше нравится Заболоцкий:

Ее глаза — как два тумана:Полуулыбка, полуплач…Ее глаза — как два обмана,Покрытых мглою неудач…

Тая задумчиво и удивленно посмотрела на Ивана, но ничего не сказала.