Реквием по братве

— Ребята, лучше успокойтесь! Буду мочить без разбора. Завалю весь рынок.

И, не оглядываясь, пошел по проходу не очень быстро, но и не медля, обманно уязвимый со всех сторон.

Всего два раза пришлось задержаться. Один раз сверху, с тюков с барахлом на него с гортанным криком обрушился безрассудный удалец, и Кныш, скривясь, нанизал его на свой нож, будто поймал сардельку на лету; но не убил, а лишь остудил пыл озорника месяца на три. Без крайней необходимости он не собирался тащить за собой по рынку смерть. Второй раз прямо перед ним выросла стенка из трех джигитов, и он сразу понял, что это умелые, рассудительные бойцы.

— Брось нож, — сказал один из них. — Давай поговорим.

— О чем, брат?

— Все равно живой не уйдешь.

— Почему?

— Людей обидел… Зачем? Тебя кто трогал? Откуда взялся? Из Солнцева?

Кныш не мог задерживаться — его спасение было в беспрерывном, запутанном движении.

Он взял вбок, перемахнул какой-то прилавок, обрушил за собой несколько стоек с развешанным бельем, куртками, штанами, целый водопад товара, — и уже по другому проходу, по-прежнему обманчиво открытый для удара, неторопливо устремился к близкому выходу.

Тут она и появилась — рыжая принцесса. Схватила за руку неосторожно:

— Живее, парень! У меня тачка у входа.

На мгновение опаленный темно-синей жутью ее глаз, Кныш позвоночником ощутил: подвоха нет. Но девица крепко рискнула. Так нормальные люди не рискуют.

Бежевая иномарка, мелодичный всплеск сигнализации.

— Ключи, — потребовал Кныш, охватывая взглядом ближайшее пространство — ворота, стоянку, толпу ротозеев. В голове гудело от напряжения, счет шел на доли секунды. Рыжая без звука отдала ключи, но по-хорошему все же отъехать не удалось. Он уже занес ногу в салон и ключ вставил в зажигание, и рыжая бухнулась на сиденье, но ситуация сложилась так, что трое абреков, которых он минуту назад обдурил, поспевали к нему раньше, чем он успеет сдернуть машину с места. Это отпечаталось в мозгу так же ясно, как вспыхивает перегоревшая лампочка.

Они мчались как на праздник, не сомневаясь, что птичка в силках. В руках ножи, похожие на тот, который у Кны-ша. Им бы чуть-чуть замедлить бег, но они видели спину склонившегося над ступенькой наглеца, и это чрезвычайно их возбудило. Наверное, они уже ощущали, с каким приятным хрустом войдут в согнутую спину железные тесаки.

Кныш в последний момент отпрыгнул от машины и, сделав обманный пас, ударил ближайшего абрека в висок рукояткой ножа. Именно для такого удара наварена на нее металлическая бляшка с рубчиком, и у того, кто нарывался на этот рубчик, не оставалось ни единого шанса выжить. Второго абрека Кныш полоснул лезвием по щеке, ослепя на один глаз, но третий абрек оказался проворнее своих товарищей и длинной рукой, как пращой, воткнул нож Кны-шу в бок. Тут же откачнулся и, оскалясь, ждал. Кныш не упал. Он знал, что хотя рана приличная, но есть минут пятнадцать в запасе, после чего он начнет слабеть.

— Дай уехать, — попросил миролюбиво, — или я тебя убью, брат.

Абрек засмеялся квакающим смехом.

— Это я тебя убью… уже убил. Сейчас помрешь, собака!

Толпа расступилась, выделив им как бы небольшой подиум для удобства разборки. Кныш сознавал, что положение у него сложное, почти безвыходное. Этот опытный вояка не пойдет на прямой контакт — зачем ему рисковать? Второй абрек с порезанной харей, корчащийся на асфальте, тоже опасен, его следовало добить, прежде чем начинать какие-нибудь действия. Но и это не все. Еще человек шесть «азе-ров», азартно гомоня, выкатились из ворот, и, хотя это была явная шелупонь, масса есть масса. Она кого хочешь задавит, только покачнись. А он уже качался. Бок тяжелел быстрее, чем он рассчитывал. Время работало против него с угрожающей скоростью. Пожалуй, оставалось единственное: метнуть нож, расстаться с любимым другом, но опять же танцующий, хохочущий абрек предельно насторожен, и перед тем, как это сделать, надо отвлечь его внимание, переориентировать. Кныш оперся о капот, словно с трудом удерживаясь на ногах.

— Подыхай скорее, — посоветовал абрек. — Не смеши людей. Пузырь вонючий.

— Хочешь денег? — спросил Кныш.

— Сволочь, — ответил абрек, — За деньги яйца твои продам.

Что ж, подумал Кныш, пора. Большая вероятность, что нож улетит в пустоту, но иного выхода нет. Он повернулся боком, пригнулся, чтобы создалось впечатление, что ему уж совсем невмоготу.

— Давай, давай, — захохотал абрек. — Делай цирк. Кидай нож, я поймаю. Медленно умрешь, сволочь!

С уважением Кныш подумал, что встретился с сильным противником, которого не проведешь на мякине. Значит, нож останется при нем — и то славно.

— Я к тебе с того света приду, — пообещал, совершенно уверенный, что говорит правду.

— Давай, буду ждать, — отозвался абрек — и вдруг начал падать. На груди у него, на белой рубахе вспыхнуло красное пятно. В изумлении Кныш обернулся. Это рыжая учудила: высунулась из дверцы и на весу, будто в акробатическом этюде, пальнула в абрека из пистолета. Всего один раз.

Через минуту они на бешеной скорости мчались по Ленинградскому проспекту.

— Хачиков не любишь? — полюбопытствовала рыжая.