Реквием по монахине

Тэмпл. Нет, до июня. Бюки пришлет вам открытку, вам и Мэгги. Но если вы случайно узнаете что-то новое, что может помочь Нэнси, что-то такое, для чего вам может понадобиться мое свидетельство, напишите мне. Хотя я, право, не знаю, при чем тут я. (Краткая пауза.) Если вы только что-нибудь узнаете...

Стивенс. Вы сами должны мне сказать то, чего я еще не знаю.

Тэмпл(помолчав). Но почему я, дядя Гэвин? Зачем мне говорить, когда другие молчат? Если кому-то хочется, чтобы его отправили на виселицу, кто я такая, чтобы этому помешать? Спокойной ночи.

Она выходит и закрывает за собой дверь. Стивенс, очень озабоченный, поворачивается и ставит виски на поднос.

Гоуен. Сущее удовольствие слушать вашу откровенную и дружескую беседу: сразу видно, что дядя и племянница нежно любят друг друга и ничего друг от друга не таят. (Внезапно вспылив.) Да когда же вы, наконец, допьете свой стакан? Мне еще надо пообедать и уложить вещи.

Стивенс. А ты свой стакан даже и не начинал. Давай-ка со мной за компанию.

Гоуен(берет полный стакан). Ну, что ж, почему бы и не выпить. Но лучше вы бы все-таки ушли поскорее и оставили нас одних утешаться возмездием, которое суд даровал нам взамен нашего погибшего ребенка.

Стивенс

. Дай бог, чтобы вы нашли в этом утешение.

Гоуен. Да, я молю об этом бога. Молю. Возмездие! Око за око, а? Какие бессмысленные слова! Но чтобы понять это, нужно лишиться ока.

Стивенс. Вы еще не отомщены. Надо, чтобы Нэнси умерла.

Гоуен. Ну и пусть умрет. Потеря не велика. Уличная девка, черномазая пьяница...

Стивенс. Нищая, падшая, влачившая беспросветную жизнь вплоть до того дня, когда мистер и миссис Стивенс просто из гуманности подобрали ее в сточной канаве, чтобы заронить в ее душе надежду на спасение.

Гоуен сидит неподвижно, вертит в пальцах стакан. Стивенс наблюдает за ним.

И вот, в благодарность за это она...

Гоуен. Довольно, Гэвин. Ступайте домой. Или убирайтесь к дьяволу. Куда угодно, но вон отсюда!..

Стивенс. Сейчас уйду, погоди. (Помолчав.) Гоуен, ты в самом деле хочешь, чтобы Нэнси повесили?

Гоуен. Я? Нет. На что мне это? Я даже, как говорится, не ропщу. Какое я, в сущности, имею к этому отношение? Только то, что считаюсь отцом ребенка, которого... Какой прохвост выдает это пойло за виски?

Швыряет стакан с виски в ведерко со льдом, хватает пустой бокал и наполняет его. Сначала он не произносит ни звука, но вскоре начинает смеяться, а через некоторое время уже истерически хохочет, потеряв над собой контроль, и льет виски в переполненный бокал. Стивенс протягивает руку и, схватив бутылку, останавливает Гоуена.

Стивенс. Перестань! Сейчас же перестань!

Вырывает бутылку из рук Гоуена, ставит ее на стол, отливает из бокала часть виски в другой бокал и протягивает его Гоуену. Тот берет бокал и, овладев собой, перестает смеяться.

Гоуен(держит в руке стакан, но не пьет). Восемь лет! Восемь лет не брал в рот спиртного. И вот награда! Мой ребенок убит грязной негритянкой, которая даже и не подумала сбежать, а ведь тогда какой-нибудь полицейский шпик или еще кто-то мог бы пристрелить ее как бешеную собаку. Ясно вам? Восемь лет я не пил и вот получил награду за свое воздержание. Получил то, что заслужил за свою добродетель. Ну что ж, теперь я расплатился. И могу снова пить. Но у меня больше нет желания пить. Зато я могу, по крайней мере, смеяться. Одно другого стоит, верно? Ведь как обстояло дело? Я впутался помимо воли в неприятную историю. Мне пришлось расплатиться, но по сходной цене. У меня было двое детей, а в уплату взяли только одного. Один мертвый ребенок и одна публично повешенная негритянка — вот и все, чем мне пришлось заплатить...

Стивенс. За что заплатить?