Реквием в Брансвик-гарденс

– Я сужу по тому, как брат ведет себя, – торопливо проговорила мисс Парментер. – Он совершенно изменился после гибели Юнити, что не вполне разумно с его стороны. Но Мэлори и не слишком умен, если судить по его повседневной жизни и обращению с людьми. – Она посмотрела на свои укрытые шалью руки. Кларисса явно замерзла: солнце уже опустилось за платаны.

– Подобно папе, он весьма хороший книжник, – проговорила она, как бы обращаясь к самой себе. – Но я не могу представить, чем чтение книг способно помочь ему на посту священника. Хотя в жизни Церкви для меня много непонятного… Я не сомневаюсь в том, что она заставляла его кое-что делать. – Под словом «она» Кларисса очевидным образом имела в виду Юнити. – Она наслаждалась этим. Я замечала удовольствие на ее лице. Чем меньше брату нравилось то, чего она добивалась, тем больше удовлетворения это ей приносило. Я могу это понять. – Девушка пыталась быть честной. – Временами он может вести себя невероятно помпезно и так высокомерно, что хочется кричать. Я была готова лично заставить его поплясать, если бы знала, как это сделать.

Ветер вздыхал в деревьях, и оба они не услышали, как из двери гостиной вышла Трифена. Она была в черном платье и казалась болезненно бледной, а кроме того, чрезвычайно раздраженной.

– Я не сомневаюсь в том, что ты охотно заставила бы его плясать, – горьким тоном проговорила миссис Уикхэм. – Ты всегда всем завидовала, потому что не знаешь, чем занять себя. Мэлори нашел себе дело, которому предан всем сердцем, которому может отдать свою жизнь. Я понимаю, что тебе это смешно, но для него это важно. – Она поднялась на террасу. – И для меня тоже. У тебя же ничего нет. При всем образовании, которое, по твоему настоянию, тебе дал папа, ты ничего не делаешь, только слоняешься вокруг со своими замечаниями и путаешься под ногами!

– А что я могу с ним сделать?! – возразила Кларисса, поворачиваясь лицом к сестре. – Что может сделать женщина, кроме как наняться в гувернантки? Сменяется поколение за поколением, каждое предыдущее учит последующее, и никто ничего не делает с этим образованием, кроме как передает его дальше. Это всего лишь глупая игра, как «Передай посылку». Никто не открывает ее и не пользуется ее содержимым.

– Тогда почему ты не борешься за свободу, как делала Юнити? – усмехнулась Трифена, поднимаясь на террасу. Она переоделась в шерстяной костюм, и ей не было холодно. – Потому что у тебя не хватает на это храбрости! – ответила она на собственный вопрос. – Ты просто хочешь, чтобы за тебя все сделали другие и вручили плод тебе после того, как битва закончилась. Просто потому, что ты добилась в учебе таких же успехов, как Мэлори…

– Добилась! И кстати, лучших, чем он, – перебила сестру Парментер.

– Нет, это тебе только кажется. Ты просто соображала быстрее.

– Я была лучше. И получала на экзаменах более высокие оценки, чем он.

– Это ничего не значит, потому что самое большее, на что ты могла рассчитывать, – это стать женой священнослужителя, если бы сумела найти такого, который согласился бы взять тебя в жены. Однако там образование тебе вообще не потребуется. – Миссис Уикхэм пренебрежительно взмахнула рукой. – Хватит одного только такта, милой улыбки и способности с деланым интересом на лице выслушать всякого, каким бы тупым и скучным он ни был… ну, и никому не передавать того, что тебе говорили. A ты не способна на такое даже в том случае, если от этого будет зависеть сама твоя жизнь! – Трифена жгла сестру взглядом. – Никакому священнику не нужна жена, способная сочинять для него проповеди. Преподавать теологию ты не вправе – считается, что ты не способна иметь о ней представление. Если бы ты была наделена внутренней отвагой, то сражалась бы за предоставление женщинам равных прав без всяких условий, а не выдвигала бы против Мэлори абсолютно смехотворные обвинения. – Она посмотрела в сторону гаснувшего заката. – Юнити никогда не унизилась бы до того, чтобы кого-то шантажировать. Твои слова просто доказывают, как мало ты ее знала!

– Они доказывают только то, как мало знал ее кое-кто из нас, – уколола сестру Кларисса. – Кто-то был отцом ее ребенка. И раз ты была так с ней близка, то, надеюсь, скажешь, кто именно?

Лицо Трифены напряглось, и на нем проступили жесткие линии. Если бы света еще хватало, чтобы различать оттенки, можно было бы заметить, как она покраснела:

– Мы с ней не обсуждали предметы подобного рода! Нас интересовали темы более высокого порядка. Не думаю, что ты способна понять это.

Кларисса расхохоталась – с чуть истерической ноткой.

– Ты хочешь сказать, что она не поставила тебя в известность о том, что забавы ради соблазнила Мэлори, a потом шантажировала его? – насмешливо спросила она. – Меня это не удивляет! Хотя и не отвечает тому героическому облику, который остался в твоей памяти, так ведь? Это не тот материал, из которого штампуются великомученицы. Давай-ка понизим градус претензий – а то выходит даже малость нечистоплотно! Если хорошенько подумать…