Религия

Он сделал шаг по комнате. Из мебели здесь была кровать и два стула, в остальном комната была пуста. Ее изначального предназначения Карла не смогла угадать. Людовико хромал, хотя и не из желания вызвать в ней сострадание. Он не собирается выполнять ее просьбы, поняла она. Карла вспомнила, что Матиас советовал ей не вступать в бой с инквизитором. Она кивнула, и Людовико сел.

— Я сожалею о создавшемся положении, — произнес Людовико. — Но ты должна понять, что я придерживаюсь определенного плана действий и не собираюсь ничего изменять. Некоторые части моего плана касаются тебя, некоторые — нет.

— А что с Тангейзером?

— Его обиталище не такое роскошное, но обращаются с ним хорошо. Твои товарищи смогут выйти из этого испытания, нисколько не пострадав. Частично это зависит от них самих, частично от тебя.

— Так, значит, ты пришел угрожать жизням тех, кого я люблю?

— Я пришел пролить свет на природу некоторых вещей. Что именно произойдет дальше, зависит от тех ролей, какие все мы играем.

— Моя роль все еще требует, чтобы я сделалась твоей любовницей? Твоей женой?

— Я молюсь об этом, как, я уверен, и ты.

В ответ она просто промолчала.

Он сказал:

— Я уверен, это воля Божья, чтобы мы были вместе. Я всегда был уверен в этом.

— Ты считаешь, будто бы имеешь право говорить от лица Господа, так делают многие, кто обручился со злом. Я бы предпочла, чтобы ты говорил о собственных желаниях и устремлениях.

— Мое желание — сделать тебя счастливой. Я знаю, ты смотришь на меня с ненавистью в данный момент и воспринимаешь мое предложение с отвращением. Но со временем ты сама поймешь, что твое счастье неотделимо от моего.

— Значит, ты считаешь, будто можешь говорить и от моего лица.

— Язвительность не идет тебе и никому не принесет пользы.

Гнев тяжелым камнем ударил ее в грудь.

— Язвительность?

Людовико заморгал.

— Ты хотя бы представляешь, как сильно я тебя презираю?

— Я пытался, — ответил он. — И у меня не получилось. Однако у этой медали есть и другая сторона. Ты не представляешь, какое мучение доставляет мне твое присутствие.

— Так ты обвиняешь меня в том, что я тебя мучаю?

— Я всего лишь констатирую факт. Я не просил тебя возвращаться на Мальту. Я пытался это предотвратить.

Такое знакомое чувство вины шевельнулось в ней. Она сама навлекла на всех них эти несчастья.

— Я старался избавить себя от этого зла, — продолжал Людовико. — Я умерщвлял плоть. Я совершал ужасные жестокости, которые должны были навсегда уронить меня в твоих глазах. И в этом хотя бы проявил твердость и обрел некое успокоение.

Страх сжал ей внутренности. Насчет ужасных жестокостей она нисколько не сомневалась.

— И если я удерживаюсь от того, чтобы совершать их и дальше, то только из страха причинить еще больше страданий тебе, — сказал Людовико.

Карлу бросило в дрожь. Она обхватила себя за плечи, чтобы подавить ее.

Людовико поднялся и пододвинул второй стул к своему.

— Подойди сюда, сядь.

Она подошла к стулу и села. Он тоже сел обратно. Несколько секунд он сидел, упираясь локтями в колени, сжав руки в кулаки и опустив голову. Костяшки пальцев у него побелели. Карла глубоко вздохнула. Людовико взглянул на нее. Его глубоко посаженные глаза были похожи на тоннели, ведущие в какую-то кошмарную бездну.

— Я спрашивал самого себя, — продолжал Людовико, — как я могу завоевать расположение женщины, которую ранил так сильно и всеми возможными способами? Женщины, чью гордость я унизил. Чью свободу отнял. Женщины, самых дорогих друзей которой я заточил в темноте и в цепях.

Карла ощутила, как слезы поднимаются к горлу. Она сглотнула комок.

— На все эти вопросы я не нашел ответов, — продолжал Людовико. — Потому что я сам сижу в цепях, во тьме гораздо более непроницаемой, чем всякая другая тьма. Пусть я разрубал узлы множества загадок и еще больше — распутывал, эта выше моих способностей, потому что сильнее всего в ней переплелись нити моих чувств. И их сила превосходит все привязанности и принуждения. Война с ее буйством затянула их еще туже. Гнев, жалость и сладострастие истоптали меня по очереди. Любовь задушила меня, я даже вскакивал среди ночи, уверенный, что настал мой последний час. И как часто я желал, чтоб так оно и было. Но так не было. Даже на поле битвы, далее когда твой германец предательски выстрелил мне в спину, смерть бежала меня. Так что все происходит не так, как того хочется мне, а так, как должно. Поэтому я пришел, чтобы сдаться на твою милость.