Религия

Рим был теократической диктатурой, только правил им не Иисус Христос, а похоть. Жажда золота, собственности, красоты, блуда, еды и вина, жажда титулов, положения и влияния, интриг и предательства, а пуще всего — власти. Неприкрытая власть похоти в мириадах воплощений — больше, чем где-либо еще в мире. Даже благочестие было востребовано и продавалось наряду с другими товарами. В отличие от промышленного севера или испанских доменов на юге в Риме царило безделье как среди толп нищих, рыщущих по трущобам, словно беззубые собаки, так и среди ненасытных легионов богачей в их роскошных палаццо. Огромные суммы денег — выдоенные из верующих во всех уголках христианского мира, занятые у поднимающегося класса международных банкиров и вырванные из деревенской экономики папскими налогами — вливались в глотку Рима в бесконечной вакханалии плотских индульгенций. Церкви и соборы были театрами, демонстрирующими искусство, достойное бань и купален: гениталии и зады похотливых педерастов были запечатлены на каждой стене. Мученики, похожие на мальчиков-любовников, извивались в сладострастных пытках — эти извращенные фантазии якобы помогали проникнуться благочестивым духом. Кардиналы, не достигшие и двадцати лет, едва способные произнести без запинки благословение, болтались по Виа делла Паллакорда — от теннисного корта до игорного притона, от игорного притона до борделя, и обратно, — опекаемые наглыми бандами волосатых головорезов-брави. В городе, который не мог похвастать ни одной крупной гильдией или ремеслом, где подковать коня было задачей не из легких, процветало лишь одно дело — проституция, а вместе с ней повсеместно распространялись французская болезнь и анальные прыщи; каждая девчонка с красивыми глазами и каждый мальчик с гладкой кожей, кажется, были здесь обречены оказаться на мокром от семени матрасе. За пределами города целая армия разбойников — безработных солдат, лишенных собственности арендаторов, преступников всех мастей, оставшихся со времен франко-испанских войн, — опустошала деревни. А за высокими альпийскими перевалами плескалось ядовитое море протестантизма — кальвинисты, лютеране, вальденсы, анабаптисты, еретики всех пород и видов, — подкатывающее к берегам папского престола.

Людовико шел через эту выгребную яму, как Христос по воде. Прелаты, обжирающиеся в мраморных покоях — под порнографическими полотнами с возбужденными дриадами, за столами, ломящимися от жирного мяса, сладостей и напитков, — глядели на его худое суровое лицо со страхом. И правильно, потому что он презирал их. Во время своей последней поездки Людовико истребил епископа Тулонского, некоего Марселя д'Эстена, о котором ходила дурная слава, что он мужеложец, питающий слабость к бриллиантам и женской одежде. Хотя Библия, святой Павел, Фома Аквинский и множество других авторитетных источников осуждали и обычное блудодеяние, и содомию, но блуд с мальчиками нигде не поминался в числе грехов — ни простительных, ни тем более смертных. Подобным упущением и объяснялась вездесущесть херувимоподобных юношей, bardassos, в многочисленных борделях города. Сознательно не желая использовать эту лазейку и вместо того предпочитая утехи со взрослыми мужчинами (поговаривали, что он больше знаком с видом своих пальцев на ногах, чем с убранством своей церкви), епископ Тулонский сам подписал себе приговор. По приказу Людовико распухшего от слез прелата затолкали в мешок и сбросили в Тибр.

Но среди этого омерзительного сообщества содомитов, развратников и воров существовали замечательные люди, благодаря которым Рим оставался центром христианского мира. Люди, ревностно служащие, не знающие снисхождения, обладающие способностями, люди, которые без солдат, без кораблей, с дорожными сундуками, набитыми едва ли чем-то большим, чем обещаниями, пытались влиять на политику наций и укреплять моральные устои человечества. Люди, одержимые самой неутолимой жаждой из всех: по своему произволу лепить глину истории, вертящуюся на своем гончарном круге. Людовико и кардинал Гислери были из таких людей. Их армией была Священная палата римской инквизиции.

Наконец два путника спешились в доминиканском монастыре-крепости Санта-Сабрина. Людовико отправил Анаклето ужинать с братией. Формально Людовико находился на службе Папы Пия IV, Джованни Медичи. На самом же деле служил заклятому врагу Медичи — и, при должном везении, возможному понтифику — Микеле Гислери. Гислери встретил Людовико с радостью, и они удалились в кардинальские покои для незатейливой трапезы.

* * *