РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

Я охотно принимаю предложенную Анатолием Васильевичем постановку сегодняшнего диспута — касаться лишь социальной стороны христианства, отложив вопрос о философской стороне дела на завтрашнюю дискуссию. Идя на это соглашение, я заранее сознаю и те трудности, которые при такой постановке вопроса выпадут на мою долю. В самом деле, Анатолий Васильевич сегодня сравнивал марксизм, социализм, коммунизм с христианством, как явления, будто бы до известной степени адекватные, равные. Но, несомненно, марксизм есть прежде всего экономическое учение, а христианство есть экономическое учение после всего. Таким образом, если упор в марксизме лежит в экономической проблеме, то христианство центром всей своей системы имеет вовсе не экономические факторы, не экономические проблемы. Поэтому рассмотрение христианства только с точки зрения социально–экономической есть рассмотрение не всего христианства, а только одной его грани. С этой точки зрения и моя концепция христианства, которую я имею честь здесь представить перед вами в немногие минуты, паходящиеся в моем распоряжении, будет концепцией, в которой не будет очерчено все христианство, а будет очерчен лишь его экономический идеал, и поскольку экономический идеал христианства — еще раз обращаю па это ваше внимание — должен быть одним из последних в–системе идеалов христианства, постольку, может быть, вам покажется, что христианство, как социалистическая система, куда ниже марксизма. Фактически дело может быть не так, потому что христианство есть прежде всего религиозно–фплософский подход к миру, и социальный момент в нем есть один из текущих многообразных моментов.

Вот в чем трудность моей задачи, о чем я считаю необходимым предупредить аудиторию заранее.

Все же, давайте подойдем к христианству, как к

социальному моменту. Я очень рад был услышать из уст такого авторитетного знатока социальных проблем, как

Анатолий Васильевич, категорическое утверждение, что христианство, конечно, есть до некоторой степени социализм. Я говорю — рад, потому что четыре дня тому назад на очень большом диспуте, происходившем на противоположной точке нашего Советского Союза — под горячим небом Крыма, ответственный представитель атеизма утверждал, что христианство по самому своему существу есть капиталистическая выдумка, что Христос и первохристианство есть зарождение капитализма и что ничего социалистического найти в нем, при всем желании, нельзя.

Несомненно, трудно представить себе более неверную точку зрения, чем та крымская, о которой я говорил, а если я счел нужным о ней упоминать, то потому, что такие крымские настроения в отношении христианства можно найти в различных широтах. Со стороны Анатолия Васильевича здесь был сделан, по крайней мере формально, правильный подход к оценке христианства с точки зрения общественной. Да. Если угодно, можно назвать христианство, до известной степени, социализмом, когда Анатолий Васильевич, характеризуя социализм христианства, повторяет мысль Каутского о том, что христианство есть только социализм потребления, а не производства, хотя Анатолий Васильевич, характеризуя христианство, указывает нам на то, что как будто бы христианство в своей идеологии, в своем социологическом моменте выдвигает точки зрения, взаимно исключающие: «нетрудящийся да не ест» и «блаженны птицы не сеющие». Когда таким образом христианство вскрывается перед вами, вам может показаться, что христианство — это какая–то эклектическая система, мозаика, вам может показаться, что христианство —это какой–то компот из всевозможнейших настроений, из всевозможнейших плодов и слоев тогдашней действительности, что, в сущности говоря, нет единого христианства, что христианство с самого начала, — насколько я понял концепцию Анатолия Васильевича, — по крайней мере двухстороннее явление; с одной стороны, низы, тогдашние рабы, отчаявшиеся и разочаровавшиеся в военных неудачах Спартака и революционно и, отчасти, социалистически настроенные, поскольку тогда это возможно было, и, с другой стороны, в том же христианстве имелся враждебно настроенный социализму элемент. В качестве иллюстрации этого иротивосоциалистического течения в первохристианстве Анатолий Васильевич привел нам духовенство. Таким образом, христианство рассматривается Анатолием Васильевичем, как бы до известной степени механическое объединение самых разнообразных человеческих слоев. Я не спорю, что, подходя к оценке тогдашнего первохристианства с точки зрения слоевой, классовой, вы, действительно, очень легко можете указать, что в христианстве были разноклассовые моменты, но вот тут самая существенная черта и упущена глубокоуважаемым Анатолием Васильевичем в его характеристике нервохристианства: мы до сих пор не осознали глубины христианства.