РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

В Индии природа необычайно грозна и колоссальна в своих проявлениях. Бури там достигают такого размера, что принимают характер настоящих катастроф. Ветры там такие, что вырывают целые гигантские деревья из земли. Лето там настолько жаркое, что совершенно иссушает всю землю и страшно истомляет человека. От времени до времени наступает страшный голод или мор. Гигантские реки, океан со всех сторон полуострова, пышная растительность, ядовитые гады в изобилии, ядовитые насекомые, гигантские цветы с головокружительным ароматом, переходы от бесплодия к поразительному плодородию, которое и представить себе трудно. Климат, где засуха чередуется с ливнем. Расплавленное золото солнца и раскаленные порывы ветра, которые пронизывают человека. Все это создает подавленность, порождает расслабленность воли, малую способность к энергии, к активности, но в то же время рождает наклонность к порывам, страсть. Индусская жизнь в общественном отношении строилась по весьма странному и тяжелому типу, при котором классы превращались, более чем где–нибудь, в замкнутые касты. Одна ступень общественная от другой отделяется непреодолимой стеной, настолько непреодолимой, что даже смертной казни подлежат те, кто вступит в брак с человеком из низшей касты, или обратно из высшей. Таким образом, это были классы совершенно замкнутые, живущие совершенно разной жизнью, в полной отчужденности друг от друга. Так что огромная гордыня социальная вырастала на этой почве, с одной стороны, и, с другой стороны, страшная приниженность, вырастало крайнее неравенство, пропасть общественная, приводившая к пресыщению одних и к придавленной нищете других.

Принимая во внимание все скорби, которые выпадают каждому из людей, все тяготы, которые приходится переносить в жизни не только простому пароду, но и классу воинов и жрецов, величайшие учителя и философы того времени и тех стран, имена которых дошли до нас, в отчаянии восклицают: что это такое! Не ад ли это какой–то? Не насмешка ли? Не издевательство ли вся жизнь? Не надругательство ли это какое–то? Не успеваешь приобрести желание жизни, не успеваешь начать что–либо, как превращаешься уже в старика со всеми тягостями, со всеми болезнями, которые свойственны этому периоду жизни. Как все в жизни мимолетно! Только начал человек радоваться жизни, как может радоваться ей ребенок или юноша, и вот наступают уже всякие лишения, и уже отрывается от его уст эта чаша радости, и кажется она тем более желанной, и тем более горько от нее отрываться, чем страстнее к ней прильнул человек.

Все это, все эти условия окружающей природы и социальной жизни развили в индусе пессимистическое отношение к окружающей действительности, ему хотелось бы только, чтобы его оставили в покое, не привлекали бы к борьбе и труду, которые ни к чему все равно не приводят, ибо все кончается скорбью, болезнями и смертью. Это–то пессимистическое отношение кладется в основу религиозного миросозерцания индусов. Их мудрецы говорили, что мир отвратителен весь целиком, и даже то, что кажется благом, только кажется таким, и чт.о уйти из мира лучше всего. Однако уйти трудно, потому что в жизни много привлекательного, оно как бы приковывает к жизни, тут и любовь с ее сладострастием, честолюбие всякого рода, чревоугодие и т. д.

Но ведь это все лишь цепи, притягивающие человека к мпру, а мир есть вещь кажущаяся, потому что время проходит быстро и все уносит с собою!

Привыкнув к грандиозным картинам природы, индусы к миру подходят с бесконечно огромными цифрами в отличие от евреев и греков, которые всегда исчисляли тысячелетиями и не доходили даже до названий цифр, обнимавших миллионы миллионов лет, излюбленных индусами.. Поэтому мимолетности человеческой жизни и ее кажимость признаются за очевидную истину индусами.

Но так как и в индусе живет страстная жажда счастья, как во всяком живом человеке, во всяком организме, то вывод, который делает изо всего этого индус, сводится к тому, что счастье —это покой, счастье — это невозмутимость, это особая жизнь, которая не есть смерть, потому что смерть приводит к уничтожению, а такое состояние, когда страсти уже не играют никакой роли, когда никаких желаний больше нет, никакого движения нет, а есть величайший самодовлеющий покой, т. е., повторяю, такое состояние, когда «я» довлеет самому себе, ничего не хочет. Индусы представляют себе бога таким неподвижным, раз навсегда счастливым. Выйти из обычного состояния движений, желаний и обрести покой — это есть величайшее счастье, которое (под названием нирваны у буддистов)[36]

во всех религиях индусских остается идеалом.

Но это не значит убить себя, ибо индусы считают, что достичь такого состояния путем самоубийства нельзя, они считают, что душа переживет тело и по–прежнему останется в цепях.

Нет, выйти в другое, счастливое состояние— это значит переменить самые свойства души.