Прошлой ночью он посоветовал каждому своему спутнику принять решение, как им действовать, если он вдруг не вернётся из посёлка в течение условленного времени. С Клоудой у него уже всё было давно оговорено. Она успела по этому поводу всплакнуть и пережить надежду. Зато с торном и особенно с Камратом всё оказалось не простым делом. Торн высказался за сопровождение женщины и мальчика непосредственно в Примето, что Свим встретил с благодарностью. Камрат же, наконец, сказал, к кому он идёт, вызвав у Свима, с одной стороны, – удивление, а с другой, – смутное опасение.
О жителях Примето Свим, в силу ряда причин, имел весьма неопределённые представления, тем не менее, о доме малоимённого Кате Кинке Кторы кое-что знал, хотя с хозяином, естественно, знакомством не обзавёлся: не было ни времени, ни потребности, а вернее всего – не снизошёл до такой незначительности по нэму.
Дом у Кате приметный, громадный, возможно, с дуваром, всегда полный людьми. Странно, но в Примето, как он помнил, а помнил Свим немногое, так как такими вещами не интересовался, о доме Кате говорили мало и каких-либо предположений о деятельности хозяина не высказывалось. Свим не припоминал ни одного многоимённого, кто общался бы с Кате или имел к нему какое-то отношение. Отец Свима тоже никогда не обмолвился о Кате.
Чем больше Свим размышлял, тем больше ему казалось, что визинги обошли и дом, и хозяина кругом и прикрыли его от любопытных глаз. Все жители Примето как будто что-то видели, проходили мимо дома, даже разговаривали с самим Кате (Свим однажды даже с ним стоял рядом на собрании граждан города в окружении каких-то людей, имеющих причастность к Кате), но что собой представляет этот дом, как в нём живут и кто – не поддавалось когда-то осмыслению и выбрасывалось без сожаления из головы, как только постройка с её обитателями исчезали из поля зрения.
Свиму с давних пор нравилось раздумывать на тему деяний визингов, но относился к ним со здоровым скепсисом, переходящим в неверие самого их существования. Сам он в жизни ни одного визинга не видел, во всяком случае, кого-то кто, либо сам назвался оным или кто на него указал бы пальцем, зато наслышан о них был предостаточно. Правда, последнее время, вспоминая Индриса из Керпоса, давшего ему предсказание, которое, похоже, сбывается, Свим мог думать об этом пережившем время старике как о визинге,
Ибо, что есть визинг? Прорицатель – это официально, и колдун – в просторечии.
Визингом, говорят, может стать любой разумный, выполнивший ряд условных действий, на взгляд Свима, один нелепее другого. Разве можно серьёзно обсуждать такое действо, как поймать в новолуние и съесть полу разумную ягу? Съесть живьём, встав лицом к востоку, при этом, якобы, еду надо сопровождать чётким произношением каких-то слов на древнем языке, известных только Избранным… Избранные, в свою очередь, не совсем простые разумные, а нечто, стоящее за пределами не только понимания, но и разумного тоже.
Мыслями о визингах Свим никогда ни с кем не делился, считая их своей сокровенной глупостью и слабостью, но дающий отдых голове от необходимости обсуждать что-либо насущное или принимать решения. Идёшь себе, представляешь, что бы можно было сделать сейчас, будь он визингом, и сам дивишься своим фантазиям!
Всё это так, но опасение у Свима вызывала та целенаправленность, с какой Камрат стремился к неведомому ему месту в Примето, не имея никакого понятия, где расположен дом Кате Кинке Кторы, кто он сам таков, что там ему предстоит делать. Вот порой и напрашивался вывод: не в доре ли находится малыш? В той мягкой её форме, когда воля созидающего дору не давит, не пытается жёстко управлять, а лишь подсказывает, намекает. Подвергаемый доре может даже не замечать своих несколько странных движений и намерений. Или вот такой целевой установки: прийти в дом к создателю доры или к кому-нибудь из его клиентуры. Для окружающих, таких как Свим и его команды, неестественное поведение находящегося в доре скрыто. Заманивают, так сказать, ведомого дорой не торопясь. Тем более что до встречи с Камратом у выхода из Керпоса Свим никогда не видел мальчика в естественных условиях, а значит, не имел возможности сравнивать.
Единственное, что заставляло Свима делать такие умственные построения, так это неоднократно высказанное Камратом распоряжение самой бабки Калеи. Она, быть может, обладая силой создавать или наводить дору, сделала так, чтобы её внук не сбился с пути по дороге из Керпоса в Примето.
«Всё могло быть», – сокрушенно разговаривал сам с собой Свим и качал головой. Что он знает? Ничего, даже разговорив малыша и выпытав у него конечную цель выхода из города по направлению к другому городу.
К тому же, – он даже на мгновение приостановился от новой мысли, – а не находиться ли он сам в доре, коль скоро не менее целенаправленно стремиться в тот же Сох, а мимоходом так неукоснительно выполняет другую целеустановку – ведёт Камрата в Примето?