Рельсы под луной

Еще издали мне в нем почудилось что-то такое… нет, не угрожающее, а как бы неправильное. Какой-то у него не такой вид, ничуть не похож на кавалериста, вообще на солдата, одет странно, на коне сидит странно…

А потом она оказалась совсем близко – ага, не всадник, а всадница. С рыси перешла на шаг, так, шагом, ко мне и подъехала, натянула поводья, остановилась.

И как же много я успел рассмотреть за считаные секунды… Так и стоит перед глазами.

Понятно, почему издали показалось, что сидит она как-то странно – боком, ноги на левую сторону. Платье на ней синее, с белым кружевным воротничком и такими же манжетами, с пышной юбкой до пят – только носки туфелек и видно (а может, это сапожки). На голове шляпка наподобие цилиндра, только пониже, похожа на конус со срезанной верхушкой, черная, и на ней пышная такая, полупрозрачная вуаль из чего-то очень тонкого, наподобие кисеи. Очень легко одета для такой погоды, в одном платьице, да на коне, когда морозный ветер навстречу… Задубеешь. Но ей словно бы и ничего – щеки раскраснелись, сидит прямо, не похоже, что ей холодно.

Я стою. Она тоже. Стоим и смотрим друг на друга. Конь у нее великолепный: серый жеребец, грива пострижена коротко, наподобие щетки, ухоженный, косится на меня, грызет удила, ногой пару раз ударил. Сразу видно, что норовистый, но она его осаживает умело, поводья держит крепко, хотя ручки уж никак не мужские: ладони узкие, изящные, в кольцах, разноцветные камешки поблескивают. Не похоже, чтобы ей этими ручками приходилось делать тяжелую физическую работу. У меня в голове мелькнуло отчего-то: «Пианистка». Одна моя знакомая девочка, в десятом классе, занималась музыкой, играла на пианино, и у нее были такие же руки… хотя нет, все же не такие… изящные.

Смотрю я на нее… Красавица. Писаная. Совсем молоденькая, едва-едва должна была школу закончить. Но красотка… Глаза большущие, синие, светлые волосы уложены в какую-то странную прическу, никогда таких не видел. Губки розовые, в ушах сережки с прозрачными камушками. Личико… Очаровательное. И ужасно надменное, словно она жуткая гордячка и задирает нос перед любым парнем – почище, чем зенитка поднимает ствол. До войны мне такие попадались не так уж редко: знаете, идет какая-нибудь первая красавица класса, а то и школы, носик задрала – ноль внимания, фунт презрения – никого вокруг не видит, особенно тех, кто на нее глаза пялит, тут не то что познакомиться, близко подойти не решишься. Она была именно такая: красавица, очень много о себе понимающая. Видали…

Что-то во всем этом неправильное, но я в тот момент ни о чем и не думал, таращился на этакое чудо и попытался догадаться, откуда она взялась, такая. Никакого города поблизости нет, разве что пара деревенек – а уж на кого она меньше всего похожа, так это на деревенскую. Болтали, что у комдива есть… походно-полевая подруга, красивая и вроде бы синеглазая. Может, это она и выделывается? Но будь я на месте генерала, я бы ни за что подругу, да еще такую, не пустил бы носиться на коне по проселкам в одном платьице. Серьезно простудиться девушке – минутное дело. Ни за что не пустил бы, какая бы капризная гордячка ни была, заставил бы одеться по-зимнему, чтобы сидела на коне нормально – а то из такой позиции и кувыркнуься можно. Как она ухитряется боком сидеть? Я бы навернулся. Правда, и джигит из меня никудышный. А она сидит ловко…

Вот так мы какое-то время и смотрели друг на друга. Молча. Я, откровенно говоря, и не представлял, что тут можно сказать, и она рта не открывала. Потом словно бы хмыкнула, сделала высокомерную гримаску – в точности та самая первая красавица школы, – хлопнула коня поводьями по шее, он взял с места чуть ли не галопом.

Смотрю я ей вслед, и снова вспоминаю о чем-то неправильном. В голове мысль: кино, что ли, здесь снимают? Из старорежимной жизни? Но кто бы им позволил в прифронтовой полосе? Смысл какой? Да и откуда тут кинематографисты, в глуши? Все наши киностудии в Ташкент эвакуированы…

И вот тут, когда она еще не успела скрыться за поворотом, до меня наконец дошло!

Только теперь сообразил, что все происходило абсолютно бесшумно. По такой дороге конские копыта, в общем, особенно грохотать и не должны – но ведь не слышно было ни малейшего звука: и когда она ко мне приближалась, и когда конь копытом оземь бил, снег взрывал…

Взрывал? На дороге ни единого следочка от копыт, а это уж ни в какие ворота не лезет. И главное, тени от нее нет. Солнце уже низковато, от деревьев тени протянулись в мою сторону, от меня тень падает, от нее должна точно так же падать влево – но тени нет!

И вот так, совершенно беззвучно, не отбрасывая тени, она скрывается за поворотом, и я ее уже не вижу. Стою, смотрю вслед, таращусь, как идиот, кажется, рот разинул… Но ведь была! Не могло мне привидеться!

Тут из-за поворота, с той стороны, куда она уехала, выехал «доджик» с двумя артиллеристами. Я как-то сразу собрался весь, вспомнил о насущных заботах, махнул им. Остановились. Им в ту же сторону, даже дальше, так что повезло. Полпути не на своих двоих.